Марксизм – это какое течение мысли? Научное или демократичное?

Не так давно, читатели получили возможность познакомиться с очередной публикацией, посвященной критике позиции коллектива журнала «Прорыв» по вопросу соотношения научности и демократизма в централизме партии, строящейся на основе марксизма-ленинизма. Статья вышла из-под пера Синей Вороны, ей и приходится отвечать.

Немного найдется людей, имеющих практику полемики с воронами. Однако есть извиняющие меня обстоятельства. Во-первых, речь в данном случае будет идти о Вороне особой – не поющей, а писучей, во-вторых, редкой, Синей, а в-третьих, она одна, своими собственными силами, умудрилась сформулировать заблуждений больше всех остальных её единомышленников – оппонентов «Прорыва», вместе взятых, по вопросам научного централизма, демократии, власти, социализма и коммунизма.

Ворона открывает своё повествование словами:   «Рассмотрим подробнее вопрос демократии при социализме и коммунизме. В позапрошлой записи комментатор сослался на сайт собственной организации “Прорыв”, и эта организация принципиально отвергает всяческую демократию».

Уже одно это анекдотично. Ворона в небольшой статье пытается «подробнее» рассмотреть такой обширный и сложный вопрос, каким является вопрос о демократии при социализме, а, тем более, при коммунизме.

Каждый марксист знает, что коммунизм это бесклассовое общество, т.е. качественно иное, по сравнению с капитализмом, состояние человечества, отрицающее, т.е. уничтожающее все формы эксплуататорских отношений, в том числе, частную собственность на средства производства, надстроечные репрессивные институты, органически присущие классовым формациям, политику, следовательно, любую форму власти и её выборы, т.е. демократию, а, значит, и конфликты интересов большинства и меньшинств, ведущих к гражданским войнам. И, если на первой фазе коммунизма (говоря на языке, доступном пониманию Вороны, т.е. при социализме) ещё жива питательная среда для демократии, т.е. остатки классового деления, умственная недалёкость большинства обманутых дольщиков, пайщиков и вкладчиков, в том числе, глупость, жадность и подлость, на чём и играют политические партии любого классового общества, то построенное коммунистическое общество как формация, базирующаяся на торжестве научного мировоззрения по всем вопросам, будет свободно от грязи, лжи демократии и от негодяев, рвущихся к паразитизму, т.е. к демократической власти над людьми, посредством выборов.

«Прорыв» как организация, поставившая перед своим активом задачу, в главном и основном овладеть диаматикой или, на первых порах, осознать её значение для выработки адекватного личного мировоззрения, не допускает «отрицания» объективной реальности. Сегодня «всяческая демократия», к сожалению, объективная реальность, такая же, как египетские и финансовые пирамиды, организованная преступность, религиозный терроризм, коррупция, которые рождены тем же обстоятельством, что и сама демократия, отлично уживавшаяся с рабством, и не только в древних Афинах, Риме, но и в США, Германии, Англии, Франции, Испании, Португалии, практически, и в ХХ веке, и сегодня. Ворона не понимает, что, пока существуют малообразованные и слабодумающие люди, демократию отменить невозможно, её придётся терпеть, поскольку это удобная форма для выработки у лохов ощущения, что перманентные несчастья и отдельные случаи везения, происходящие с ними, – это их свободный выбор. Посмотрите на демократические выборы за последние, хотя бы, двадцать лет. Где эти выборы прошли без подлости, продажности, грязи, крови? НИГДЕ! Поэтому сторонники журнала «Прорыв» не смотрят на эту, длящуюся десятилетиями, всемирную демократическую грязь через розовые очки. В правильности «прорывной» позиции по вопросу внутрипартийной демократии нас убеждают беспринципные расколы, происходящие во всех современных партиях, в том числе, и с коммунистическими названиями. Очень часто демократическое голосование и является последним «вздохом» совместного беспринципного пребывания многих левых в одной организации.

Одно дело, когда история вынуждает вовлекать в политический процесс население страны, воспитанное в рамках оглупления, обязательного для рыночно-рекламной среды, в том числе и в ходе демократической предвыборной агитации, и через ЕГЭ. В этом случае невозможно удержаться от демократии, т.е. от соблазна обмануть доверчивый электорат, или запугать его, поскольку мало–мальски совместные действия таких людей можно скоординировать или через деньги «госдепа олигархов» или с помощью принуждения к «правильному» голосованию вооруженным меньшинством, как в Грузии и на Украине.

Совсем другое дело, когда выработка и принятие решения осуществляются в партии, в которой сплотились эксперты марксизма-ленинизма. В «Прорыве» речь всегда велась и ведётся об организационном принципе построения партии НАУЧНОГО мировоззрения, в руководстве которой «митрофанушек» не может быть по определению, а потому нет необходимости выбирать из двух, безусловно, некомпетентных решений наименее идиотское. Чтобы принимать и выполнять только научно обоснованные решения, партия должна уметь отбирать кандидатов в свои ряды, уметь вовремя избавляться от лукавых и бесов революции и, главное, уметь наполнять сознание кандидатов в партию научным мировоззрением, что в КПСС осуществлялось преступно формально. Научное мировоззрение делает излишним эксплуатацию некомпетентного мнения большинства и превращает научный централизм в главный метод принятия и осуществления гарантированно обоснованного решения.

Иной вопрос, что до победы коммунизма, коренные повороты исторического процесса, В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ,  осуществлялись движением масс, чаще всего, большинства, обманутого меньшинством, но не через выборы, а через бессмысленные и беспощадные тахриры и майданы. Поэтому народные массы и двигались не из первобытного коммунизма к более высокой стадии коммунизма, а, в силу массовой простоты, через формации классического, феодального и наемного рабства, к низшей фазе коммунизма.

Таким образом, первым принципом выработки состоятельного решения является обеспечение необходимого уровня научной подготовки кадров организации, а централизм является обязательным условием воплощения решения в практику. Если принципы научного централизма не реализовать в самой партии, борющейся за коммунизм, то партия, раздираемая неразрешенными противоречиями, не способна построить бытие всего общества по науке. Это прекрасно доказали и КПРФ, и РКРП, и ВКПБ, которые уже двадцать шесть лет руководствуются принципом демократического централизма, принимают решения только по большинству, и не имеют ни малейшего успеха, ни признаков роста авторитета в пролетарских массах.

  Ворона: «"Прорыв"… принципиально отвергает всяческую демократию. До такой степени, что даже просто упоминание слова «демократия» в моем тексте вызвало гневные комментарии. Меня заинтересовала такая точка зрения, и я прочитала статью, которая, видимо, выражает точку зрения "Прорыва"».

Как уже отмечалось, «Прорыв» не отвергает демократию здесь и сейчас, а утверждает, что в весьма отдалённом будущем, в связи с полным и окончательным построением коммунизма, вместе с отмиранием всех форм агрессивной глупости, отомрут и религия, и демократия. Будь Ворона строга к проверке собственных суждений на предмет их логичности, что является важнейшим признаком диаматического мышления, она не стала бы, ни единственную прочитанную статью из «Прорыва», ни свой, весьма скромный, даже, по объему, текст рассматривать в качестве варианта ПОДРОБНОГО ответа на вопрос о «демократии при социализме и коммунизме», тем более, что и, упомянутая Вороной, статья сторонников «Прорыва» называется: «О некоторых отдельных вопросах теории научного централизма».

Ворона: «Краткое содержание: авторы отрицают демократический централизм, заменяя это понятие неким "научным централизмом"».

 Конечно, краткость сестра таланта, но это только в том случае, когда есть сам талант. А простота, с которой Ворона излагает свои мысли, гораздо хуже воровства. Прорывцы ничего не заменяют. Мы с самого начала применяем принцип исключительно научного централизма при организации нашей работы. И хорошо, что наши оппоненты придерживаются, кто как может, принципа демократического централизма. Таких оппонентов легче побеждать.

Ворона: «В чем заключается “научность” их централизма, неясно…»

Вообще ничего странного нет в том, что Ворона не в силах отличить научное от ненаучного. Сегодня такие особи встречаются довольно часто. Но люди, познавшие, хотя бы, школьный курс математики, физики и химии, способны понять, по аналогии, до какого уровня следует развить и освоить диаматику, чтобы не только в технике, но и в обществе можно было НАДЁЖНО планировать события. Однако достаточно многочисленная современная дипломированная стая интеллигентов готова исписать горы бумаги, пытаясь «доказать», что общественное бытие неподвластно науке. Наверняка и Ксения Собчак, как будущий президент РФ, разбирается в вопросах демократического централизма, но вряд ли больше Вороны понимает в централизме, основанном на науке.

Ворона: «…они (прорывцы, В.П.) в статье,  просто излагают историю КПСС, поясняя, что Ленин был гениален, Сталин был гениален, а все попытки как-то “ввести демократию” – это сплошной разброд, шатание и в итоге поражение. Они делают такой вывод: партия всегда управлялась узкой группой наиболее авторитетных и уважаемых революционеров. Ленин называл такую группу испытанными талантами, десятком спевшихся друг с другом умников. И если массы питают к ним известное доверие, они обеспечивают прочность и устойчивость коммунистического движения». 

 В «Прорыве» не «просто» излагается история КПСС, а наша собственная версия этой истории, именно с позиций диаматики и концепции научного централизма. История КПСС «простецки» излагалась Троцким, Хрущевым, Новодворской, Сванидзе… Мы же излагаем историю КПСС с научной позиции, подтвержденной всей общественной практикой всемирно-исторических побед ВКПб. В статьях, опубликованных в «Прорыве», систематически обращается внимание читателей на то, что партия не всегда управлялась гениями и узкой группой наиболее авторитетных умников, а только во времена Ленина и Сталина. В другие времена во главе КПСС стояли такие недоумки и негодяи как Хрущев, Андропов, Горбачёв, Ельцин, Яковлев, Гайдар, пробравшиеся на высокие посты с помощью голосующего, чаще всего, безграмотного большинства. В другие периоды партией управляли совсем не гениальные Брежнев и Черненко. Но, как раз Брежнев стал генсеком не благодаря выборам, а через нормальную классовую борьбу с троцкистами, через свержение оппортуниста Хрущева. К сожалению, Брежнев был недостаточно гениальным в вопросах теоретической формы классовой борьбы, что позволяло кухонной интеллигенции рассказывать о нём плоские анекдоты.

Так что, научный централизм, практически, осуществлялся в партии лишь в период, начиная, примерно, с пятого съезда РСДРП, когда троцкистов основательно разоблачили, и до 1953 года. Именно эти десятилетия характеризовались Победами в прогрессе человечества непревзойденных масштабов. Нужно быть настоящей вороной, чтобы не замечать великолепия момента, когда обществом и партией управляет гений, когда у большинства людей есть возможность учиться у практикующих титанов мысли и совести.

«Тем не менее, – упорствует Ворона, – эти умники были достаточно умны, чтобы ввести понятие именно демократического централизма в партии. То есть ситуации, когда ДО принятия решения допускаются любые дискуссии, возражения – а вот уже после его принятия все должны подчиняться решению большинства».

У Вороны всё «просто». Оказывается, умники, неизвестно почему взяли, да и «ввели» это словосочетание в обиход. Она считает, что дискуссии некомпетентных людей до принятия голосованием окончательно некомпетентного решения и есть демократический централизм. Она даже не попробовала задуматься, а где здесь централизм? А что делать дальше, после принятия решения? Легко сказать «должны выполнять». Как и кто обяжет, голосовавших ПРОТИВ, выполнять решение большинства? Кто и что будет делать с теми, кто будет саботировать исполнение решения?

Вороне не положено знать, что демократия возникла задолго до РСДРП, поэтому, по инерции, как всякие нетворческие и недобросовестные люди, меньшевики, сознательно, вопреки предложениям Ленина о централизме в партии, предлагали строить коммунистическую партию на основе одной лишь демократии. Они предлагали время от времени собирать съезд делегатов от суверенных местных и националистически настроенных комитетов РСДРП, принимать на съезде решения большинством голосов и... разъезжаться, полагая, что каждый комитет, по собственному усмотрению, как-нибудь да выполнит решения съезда. А если не выполнят, то это не повод «центру» как-либо влиять на местный комитет. Меньшевики самым решительным образом боролись против какой бы то ни было ленинской модели централизма в РСДРП. Вороне, естественно, неведомо, что в ГОДЫ борьбы Ленина за создание единой коммунистической партии в России, он первый и, долгое время, единственный настаивал на построении, исключительно, ЦЕНТРАЛИСТСКОЙ партии, ни разу не предложив «ввести» понятие демократического централизма, ни разу не помянул в своих письмах, брошюрах и книгах словосочетание «демократический централизм», а будущие меньшевики, троцкисты, всячески высмеивали ленинскую концепцию централизма, настаивая на безбрежном демократизме в партии, без какого-либо централизма.

Ворона не понимает ни сущности демократии, навязанной обществу в эпоху развитого рабовладения, ни того, что греческие олигархи и римские патриции в одночасье ввели в своих странах демократию, чтобы ещё надёжнее зажать безграмотный, доверчивый охлос и пролетариев тисками их же некомпетентного голосования за всевозможных ельциных, порошенков и трампов своей эпохи. Ворона не понимает, что коммунистическая партия это первое в истории человечества объединение людей, лидеры которого ОБЯЗАНЫ владеть точными научными знаниями объективных законов общественного прогресса. Главным условием приёма кандидатов в такую партию – их безусловная нацеленность на рост личной компетентности, а Троцкий, в процессе борьбы против Ленина, предлагал принимать решения не в точном соответствии с требованиями науки, а по большинству голосов, как и во времена рабовладельческой демократии. Он открыто призывал не превращать партию в организацию строгого научного единомыслия, централизма, а продолжать наслаждаться многообразием эмоционального мира в левом спектре и полной разобщённостью местных, тем более, национальных комитетов.

«Может ли быть ситуация, когда большинство считает так, а, например, гениальный Ленин – иначе? – вопрошает Ворона, – Да, может, и такие ситуации были, например, в случае Брестского мира было приблизительно похоже. В этой ситуации Ленин смог убедить остальных и все–таки навязать собственное решение. Он оказался прав. Гениальный руководитель вообще потому и гениален, что может убедить большинство соратников, что оно может реально за ним пойти, даже если сомневается. Здесь интересно было бы привлечь психологию групп, но она, насколько я понимаю, такими вещами еще всерьез не занимается».

Ворона не понимает, что гегемония гениев при выработке решений в науке была господствующей исторической тенденцией и, долгое время, из всего населения земного шара некоторые объективные законы мироздания достоверно открывал, чуть ли не один человек, Архимед. Он и остался бессмертным в истории, а остальные или принимали его научные открытия и формулы беспрекословно, или ничего о них не знали. Примерно такую же роль в истории всего человечества сыграл один–единственный Евклид. Долгое время законам математики и физики присваивали имена авторов их формулировок, поскольку ВСЁ остальное большинство не имело к их открытию личного отношения. Маркс был первым в истории человечества учёным, открывшим комплекс наиболее общих абсолютных объективных законов общественного развития. Тут уже не приходилось голосовать, а нужно старательно, сидя за школьной партой или на студенческой скамье, скромненько, для начала, зазубривать гениальные идеи и формулы. К сожалению, троцкисты в ЦК РКП мыслили не лучше Вороны, поэтому, вместо того, чтобы внимательно выслушать гения по вопросу, например, Брестского договора, срочно заключить мир с кайзером и отправить его самого продолжать воевать с империалистами Антанты, демократические вороны из ЦК того времени, тешили своё самомнение голосованиями и потому отдали кайзеру огромные территории Украины и Белоруссии. Совершал ли Ленин ошибки и признавал ли он их? Да. И совершал, и признавал, но исправлял их с, присущей гениям, быстротой и блеском. Как человек, безукоризненно владевший великой политической и экономической шахматной доской, Ленин выходил из–под удара всегда с ударом, а потому, при жизни, ПОБЕДИЛ ВСЕХ врагов трудового народа.

Ворона: «Однако является ли “постоянным решением” идея, что и внутри партии, даже прямо внутри ЦК все должны сидеть по струночке и точно выполнять указания вождя, не смея ничего возразить? Для большевиков, включая самого Ленина, это была бы абсолютно неприемлемая идея. Думаю, как раз для хорошего руководителя мысль о том, что он в одиночку обязан решать все, а остальные – лишь фигуры на шахматной доске, которые он гениально двигает – была бы совершенно невозможной. Хороший лидер привык управлять людьми, убеждать их, и не видит в этом никакой проблемы. Проблему в этом может видеть только кабинетный стратег, умеющий лишь переставлять бессловесные фигурки».

Разумеется, если в ЦК, а тем более в ЦО, кооптируются умные, образованные, деятельные и совестливые люди, обеспокоенные результатом, а не одной лишь заботой о торжестве своего мнения при голосовании, то они не могут не сознавать соотношения интеллектуальных сил участников пленума и будут относиться к сообщениям гениальных коллег (если таковые имеются) адекватным образом, особенно к тому докладчику, кого они сами признают в качестве наиболее образованного, самого авторитетного, результативного ученого-практика. Иной вопрос, что участники пленума ЦК обязаны самым добросовестным образом следить за движением мысли каждого докладчика, не дремать на заседаниях подобно современным депутатам, и самым принципиальным образом реагировать на тезисы, вызывающие сомнения, требовать разъяснений, но не руководствоваться упрямством клинического оппозиционера, а продолжать добросовестно размышлять, не сбрасывая со счетов скромность своих, проверенных общественной практикой, познаний. Нет никакого основания называть человека марксистом, если он не способен отделить «грешное от праведного» и не видит, что в партию затесался последовательный враг, в том числе, и явный дурак, который делает всё возможное, чтобы каждое обсуждение было, как минимум, бесплодно-скандальным, как максимум, ошибочным. Невозможно представить собрание образованных и добросовестных марксистов, чтобы они считали своим единственным достижением то, что они умеют сидеть по струнке на заседаниях, где решаются стратегические, комплексные вопросы. Это в украинской Раде никто не сидит по струнке, а систематически бьют друг друга кулаками по лицу самым демократичным образом, как и на современных демократических ток-шоу в Москве, стараясь переорать оппонентов, поскольку презирают друг друга, а убедить не могут, даже с фактами в руках. Поскольку Ворону никогда не приглашали ни в один ЦО, и ей неведома история различных образцов ЦК, постольку Ворона, естественно не знает, что и у Ленина, особенно до раскола партии на меньшевиков и большевиков, и у Сталина, до 1938 года, на заседаниях ЦК всегда очень остро стояла проблема, как заткнуть словесную диарею у меньшевиков, которые никогда не сидели «по струночке». Если бы ворона изучила стенографические отчёты Пленумов ЦК времён Ленина и Сталина, то она знала бы, что, порой, многодневные заседания Пленумов ЦК затягивались именно потому, что Ленину, а позднее и Сталину, приходилось бороться именно со спекуляциями оппортунистов в ЦК, с их постоянным стремлением увести обсуждение в авантюрную, пораженческую сторону. Особенно изощрённо троцкистское забалтывание происходило по вопросам НЭП, ГОЭЛРО, пятилеток индустриализации, коллективизации и культурной революции… И чем решительнее ЦК избавлялось от меньшевиков и троцкистов, тем короче и содержательнее становились заседания ЦК, тем быстрее реализовывались планы, тем грандиознее были Победы СССР. Но меньшевики не дремали, а продолжали настаивать на демократии в оргработе и на хозрасчёте в экономике, не теряя надежды на реванш.

Ворона: «В целом теория партийного строительства Ленина и Сталина представляется вполне завершенной, и удивляет, что в наше время кто-то пытается ее пересматривать, да еще под видом “возвращения к классикам”, цитируя тех же Ленина и Сталина. Интересно, зачем? Отсутствие фракционизма в рабочей партии – да, это уже известно, но кто же против этого возражает? Демократический централизм – вполне нормальный метод партийной работы. Почему его надо как–то пересматривать? Мне это совершенно непонятно. И в статье это не обосновано».

Да, учение  Ленина  о партийном строительстве – гениально, но теория не заклинание, она работает, если содержится в «операционной памяти» реально действующих людей. Своим развалом КПСС на практике доказала, что большинство членов КПСС горбачевского периода ничего из ленинского наследия не освоило, но голосовало за дурацкие предложения Горбачёва, порой, с восторгом. Если же существуют различные цитаты классиков по одной проблеме, то почему какие-то из них нужно обходить? Поэтому, пусть один Оккама машет своей религиозной «бритвой». А диаматика НЕ ПРОПУСКАЕТ МИМО СВОЕГО ВНИМАНИЯ НИЧЕГО. Нужно изучать и те мысли классиков, которые сегодня не соответствуют вашим текущим представлениям, стараясь понять, какие конкретные объективные исторические обстоятельства, вынуждали классиков давать противоречивые, на первый взгляд, формулировки в разные исторические моменты? Но, как и большинство интеллигентов, ворона, произнося знаменитую фразу Верки Сердючки: «Я нэ поняла», делает это с таким видом, как будто это означает: «Я всё поняла, я все знаю, а оппоненты во всём ошибаются». Ворона не понимает, что Ленин и Сталин, действительно, и создали, и победоносно проверили на практике, и доказали троцкистам, белогвардейцам, интервентам и фашистам верность большевистского принципа централизма в партийном строительстве, в котором демократические процедуры всегда играли лишь вспомогательную роль в момент юридического закрепления решений, гениально выработанных классиками на основе глубокого понимания диаматики. При Сталине ведущих троцкистов отдавали под суд не ранее, чем на пленумах и съездах партии, принародно, с широким освещением в печати, ДОКАЗЫВАЛИ, в чём троцкисты невежды, а в чём сознательные вредители. Сегодня, читая то ничтожное, что оставили после себя предатели коммунизма Троцкий, Хрущев, Андропов, Горбачёв, Яковлев, сравнивая эту писанину с трудами Ленина и Сталина, отчетливо сознаешь, что эти двурушники и изуверы были полными профанами в марксизме. Ворона упускает из виду, что совсем не одно и то же – процитировать гения и понять написанное именно так, как замыслил гений в конкретной сложной исторической обстановке. 30 лет после кончины Сталина все партийные решения вырабатывали далеко не гении, и голосование ничем не улучшало качество их решений. Но голосующие делали вид, что они знают, как «вводить» коммунизм и демократию, причём, одни из них честно, но глуповато, а другие мстительно и вредительски. Короче говоря, никто из генсеков КПСС после Сталина, умом и знаниями не блистали и принципы партийного строительства, выработанные классиками марксизма, понимали не лучше Вороны. Оказалось, на практике, что для организации фракционности, кумовства в ЦК КПСС, для постепенного заселения всех партийных кабинетов посредственностями, карьеристами, демократический централизм – самая подходящая форма кадровой политики, в основе которой лежит не забота о построении коммунизма, а решения своих персональных текущих материальных и карьерных амбиций. За счёт демократического централизма руководство КПСС на всех уровнях представляло неграмотное, но прожорливое агрессивное большинство. Ворона не может в одном своём мозгу без голосования решить логическую задачу: если кадры решают все, то нужно ли подумать над проведением такой кадровой политики, при которой исключено попадание в руководство партии, страны и регионов хрущевых, андроповых и горбачёвых. Как доказала многолетняя практика, голосованием большинства кризис в партии предотвратить невозможно.

Ворона: «Но собственно говоря, у меня в тексте речь шла вовсе не о вопросах партийного строительства».

В этом вся Ворона. «Прорыв» ведёт речь, прежде всего, о партийном строительстве, а она полемизирует с журналом… совсем на другую тему.

Ворона: «Эти вопросы – совершенно отдельная тема, узкая, она вообще касается только партийцев».

И прорывцы, тоже, убеждены в этом. Вот и занималась бы, Ворона, своими антипартийными делами, а мы, тем временем, решим вопросы партийные, без чего ни диктатуру пролетариата, ни социализм, т.е. первую фазу коммунизма, построить невозможно.

Ворона: «Речь же мы ведем о связи социализма и демократии вообще. И эта связь такова, что практически от существования и развития демократии зависит сама возможность построения коммунизма и как первого этапа – создания диктатуры пролетариата – в принципе».

Оказывается, есть у нас и такие оппоненты, которые считают, что существует демократия вообще. Интересно, а знакома ли Ворона с таким положением марксизма, что возникновение любой формации предопределено уровнем и характером развития производительных сил, на основе которых люди и вступают в определённого вида производственные отношения, т.е. образуют базис, и только после этого новая эксплуататорская надстройка приобретает господствующее положение, в котором есть место и демократии, и абсолютизму, и диктатуре, и тирании. Капитализм, в этом смысле, всеяден. Он – наиболее изощрённая вариация на тему эксплуатации. Повторимся, Ворона не понимает, что демократия возникла в эпоху рабовладения, успешно его обслуживала, существовала в условиях феодализма, колониализма, американской, бразильской, мексиканской, английской, французской, испанской, португальской работорговли, и сегодня демократические империалисты США и НАТО демократично бомбят везде, кого хотят, а в странах, с воспетой демократией, коммунизмом и не пахнет. Ворона не видит ни малейшего подвоха в том, что империалистические страны «из лучших побуждений» настойчиво рекомендовали демократизировать коммунистические партии и страны социализма, заранее и точно зная, к чему это приведёт. Ворона не понимает и того, что пролетариат империалистических стран как класс с довольно развитой системой профсоюзной организации, где очень чтут демократию, никак не может утвердить социализм без национализма. Капиталисты им строят то шведский, то японский социализмы и, при этом, гордятся самой высокой в мире интенсивностью труда на монополистических предприятиях, рабской дисциплиной гастарбайтеров на их фирмах и не очень высокими уровнями безработицы, бездомности, алкоголизма, наркомании, проституции, эпидемии СПИДа... Нормальный человек тут же озадачится вопросом: почему так происходит – в некоторых странах демократии много, а “социализм” – националистический, замешанный на изрядном антикоммунизме? Вороне это не интересно. Между тем, в истории человечества не наблюдалось такой взаимосвязи, когда бы, где-то при капитализме, демократизм обгонял монополизм, т.е. империализм. Может быть, выборы миллиардера Трампа в президенты США или олигархопорошенко в президенты Украины ворона считает примером роста демократии, а в связи с этим, стремительным движением США и Украины в социализм? Казалось бы, доказано и передоказано, что, если у пролетариата нет профсоюзной организации, то нет, даже, экономической борьбы, а ворона считает вопрос о принципе построения пролетарской партии – не относящимся к делу строительства социализма и коммунизма. Сегодня левых, собирающихся строить коммунизм, не построив полноценной марксистской партии – пруд пруди, начиная с петрухинцев, и не кончая поповцами и глушковцами. Всякий же, кто изучил теорию марксизма, практику Ленина и Сталина, Мао и Хо Ши Мина знает, что без марксистской партии, руководители которой освоили диаматику, хотя бы, удовлетворительным образом, а не так, как Горбачев и Ворона, диктатуру пролетариата установить невозможно, следовательно, не будет и никакого развития пролетарской демократии, а дело будет быстро двигаться лишь к хрущевине с горбоевиной.

Ворона: «Иными словами диктатура пролетариата/коммунизм – это в принципе в политическом смысле и есть растущая, развивающаяся и достигающая в итоге совершенства демократия. Все иные представления – абсолютный бред».

По Вороне получается, что целенаправленно строя демократию, мы без конкретного строительства коммунизма к нему же и придём. Т.е. и терминологически мы должны отдавать предпочтение демократии, а не коммунизму. Якобы коммунизм – младший синоним слова демократия. Между тем, коммунизм это синоним всеобщего счастья, а не демократии. Коммунизм есть форма ликвидации всех видов власти кого бы то ни было над кем бы то ни было. Определение всеобщего счастья через слово коммунизм органичнее усваивается сознанием как стратегическая цель длительной и напряжённой борьбы рабочего класса. Диктатура рабочего класса есть вынужденный, напряжённый, аскетичный, необходимый период борьбы трудящихся с грязью и остатками власти капитала. Процесс бескомпромиссной политической ассенизаторской работы по избавлению общества от дерьма предпринимательского коррупционного беспредела, его жертвенность, невозможно считать счастьем. Но из заявления Вороны следует, что человечество, наконец-то, обрело гениальную Ворону, обладающую знанием одной абсолютной «небредни». Осталось только, чтобы Ворону в качестве гения «признал» ещё кто-нибудь, кроме лиса.

А почему у вороны не поворачивается язык прямо сообщить читателям, что диктатура рабочего класса – это его безраздельная власть по отношению к представителям бывших эксплуататорских классов, что коммунизм возможен, первоначально, только как военный, с продразверсткой, что диктатура пролетариата есть, прежде всего, форма государственно организованного подавления, например, отрядами Красной Гвардии буржуазного офицерства, чиновничества и продажной интеллигенции, и что главные свои задачи диктатура рабочего класса решает только при наличии у него собственного авангарда в виде марксистской партии. И чем предметнее и однозначнее управление борющимся рабочим классом со стороны марксистской партии, тем успешнее диктатура рабочего класса решает задачи ограничения активности контрреволюционных сил, тем полнее реализуются созидательные задачи строительства новой системы производственных отношений. Ведь, если бы не было в стране контрреволюционных классов, то не было бы ни малейшей нужды в диктатуре рабочего класса и в его политической партии. В бесклассовом обществе вообще нет нужды ни в политических партиях, ни в том, чтобы растолковывать пролетариям, что такое демократия, поскольку в бесклассовом обществе нет ни пролетариев, ни самих политических партий, ни потребности в демократии. Но, видимо, в 1991 году демократы так напугали всех ворон, что они теперь шарахаются от каждого куста, боятся называть вещи своими именами и, до сих пор, демонстрируют свою лояльность именно к демократии, а не к самому коммунизму. Какая необходимость коммунистам расшаркиваться перед демократами, определяя и диктатуру рабочего класса и сам коммунизм через демократию? Возникает вопрос, что обязаны строить рабочие в случае установления их диктатуры? Имеет ли смысл осуществлять диктатуру рабочего класса, не строя коммунизм? Можно ли построить коммунизм, не установив в переходный период самую твёрдую диктатуру рабочего класса? А способен ли пролетариат, оставаясь пролетариатом, осуществлять диктатуру и строить коммунизм? Ворона не понимает, что только сплотившись под руководством своей компетентной политической партии, включившись основной своей массой в решительную борьбу против эксплуататорских меньшинств с точным расчётом на победу в строительстве коммунизма, пролетариат может установить свою диктатуру, тут же ПЕРЕСТАВ БЫТЬ ПРОЛЕТАРИАТОМ, а превратившись в рабочий класс, сознательно идущий за своим, проверенным на практике, авангардом по пути строительства коммунизма. А строительство коммунизма гарантировано не столько подавлением сопротивления буржуазии, утратившей политическую власть, сколько конкретным умением строить собственно КОММУНИЗМ, руководствуясь положениями диаматики. Именно эту задачу Ленин считал наиболее сложной, по сравнению с политическим переворотом. Без партии НАУЧНОГО мировоззрения, никакая диктатура рабочего класса, а тем более, построение полного коммунизма НЕВОЗМОЖНО. Ворона никогда сама не догадается, что коммунизм не равен ни диктатуре, тем более, пролетариата, если брать научный смысл этого слова, ни демократии, в том смысле, как её понимал, например, Горбачёв или Яковлев, Чубайс или Гозман. Они, ведь, все с удовольствием ратовали и ратуют за демократию, как и любой олигарх, поскольку, как показала всемирная многовековая практика, они совершенно точно знают, что демократия ещё ни разу не ослабила ни рабовладельческую, ни предпринимательскую тиранию. Самое забавное, что и при феодализме выбирают голосованием королей, царей и римских пап на шею трудящихся.

Диктатура же рабочего класса есть, прежде всего, бескомпромиссное лишение представителей всех эксплуататорских классов, потенциальных и явных контрреволюционеров избирательных прав. За годы диктатуры рабочего класса планировалось исключить все частнособственнические, религиозные, националистические, либерально-анархические элементы из политического процесса до полной «перековки» их носителей, т.е. избавления их от бремени паразитарной демократической  психологии.

 Ворона: «Я понимаю, сейчас очень распространены представления о социализме, как власти неких “добрых умных правителей”, которые “заботятся о народе”».

Записывать «Прорыв» в одну компанию с теми, кто отождествляет социализм с властью, может только Ворона, прочитавшая в журнале «Прорыв» только одну статью. Самое трудное, но самое важное в диаматике это умение видеть все явления в процессе их самодвижения по объективным законам развития. Ворона, как и многие критики «Прорыва», не видит закономерных исторических трансформаций от безраздельной власти человека над человеком в виде первобытного каннибализма, через замаскированные формы каннибализма греческой демократии, римского права, инквизиции, капиталистического наемного труда, к объективным предпосылкам полного избавления людей от власти человекообразного над Человеком. Ворона, очевидно не владеющая диаматикой, считает, что, если субъекты во власть избраны всенародным голосованием, например, большинством в один процент, то это правильная власть. Ясно, что это не для ума Вороны, воспринимать первую фазу коммунизма, как форму общественного движения, как процесс ОТРИЦАНИЯ, прежде всего, и именно, отношений власти в любой её форме. Но это нельзя представлять, и как акт простой отмены власти указом самой власти. Это нужно понимать как итог образовательной, воспитательной, организаторской работы партии, в результате которой индивиды, склонные к властолюбию, избавляются от этой формы психопатии в ходе перековки, а трудящиеся расстаются с привычкой работать из–под палки и за материальную подачку, как животные. А до той поры будет происходить трансформация функций управления от преимущественно властных к преимущественно координационным и образовательным. Строительство коммунизма отличается, например, от становления капитализма тем, что буржуазия не имеет другой возможности для существования, кроме как развития институтов своей власти в сторону её фашизации, в то время, как руководство коммунистической партии употребляет свое пребывание во власти в виде диктатуры рабочего класса для полного уничтожения этого атавизма – власти человекообразного над Человеком. Так что, если кто-то и отождествляет социализм с властью, пусть, даже, добрых вождей, то к «Прорыву» это не имеет никакого отношения. Хорошо ещё, что Ворона сознаёт меньшевизм своей позиции. Но не понятно, что заставляет Ворону ехидничать в адрес людей, действительно, думающих о народе. Многие до сих пор не понимают, что социализмом, т.е. первой фазой коммунизма, называется тот этап в жизни человечества, когда впервые в его истории общественные производственные отношения прогрессируют лишь пропорционально внедрению НАУКИ в общественную практику и затуханию феномена власти в обществе. А современных пролетариев, даже умственного труда, никак не назовешь носителями научных знаний в области обществоведения. И, если партия не способна формировать из собственных кадров «штаб», безусловно, компетентных людей, то демократическое голосование необразованных людей не способно продвинуть дело развития производительных сил общества к коммунизму и, тем более, его производственные отношения. Ведь при рыночной экономике главная производительная сила общества, люди, оглуплены, фашизированы и проституированы в огромном количестве. Сколько таких пролетариев не демократизируй, без компетентной марксистской партии они обречены на деградацию и вымирание, а не на социализм. Теория и историческая практика доказали, что пролетарский эксплуатируемый класс в революционный рабочий класс самостоятельно превратиться не может и, чтобы он не смог сделать этого никогда, олигархи устраивают покушения на жизнь его вождей: Ленина, Сталина, Брежнева, Фиделя, Ганди, Лумумбы, Бишопа, Чавеса…

Марксизм однозначно против патернализма. Марксисты ничего не собираются делать за пролетариев или вместо народа. Никто не даст пролетариям избавленья, ни бог, ни царь и не герой… Мы ведём речь о партии, которая ОБЯЗАНА выращивать в своих рядах таких ученых, которые не утверждают положения своей теории голосованием нобелевского комитета и, которых (не как Гейзенберга или Эйнштейна) поймут все непьющие пролетарии умственного и физического труда. Коммунисты-ученые не только занимаются развитием науки об обществе и обучением однопартийцев, но и, руководят профсоюзами, советами, общественными организациями, институтами, предприятиями, вооруженными силами и т.д., НА ДЕЛЕ реализуют свою компетентность, практичность, честность и, таким образом, придают движению и инициативе масс победоносный характер, обреченный наукой на успех. Ворона, как ей и полагается, не понимает, что за все прошедшие тысячелетия до возникновения ленинизма, ни один эксплуатируемый класс, в том числе и класс наёмных рабов, не установил ничего, похожего на свою диктатуру, поскольку не знал и не знает, как это делается. В течение многих веков можно было наблюдать только одну картину: если пролетарии руководствовались своими интересами и только интересами, то они выстраивались в очереди на биржи труда, чтобы продать свою рабочую силу, зная, что новые её хозяева будут драть с них семь шкур, а, пролетарии, зубами держась за «свои» рабочие места, будут, время от времени, выклянчивать у хозяев прибавку к «зарплате», когда прежней её величины уже не хватит, даже, на еду.

Ворона: «На каком–то этапе социализм действительно может так выглядеть – внешне, поверхностно. Похожим на “хорошую монархию”, с умным, самоотверженным, гениальным монархом во главе и его соратниками/вассалами, которые прямо-таки жизнь кладут за простой народец.

 Утром мажу бутерброд ,

Сразу мысль: а как народ?

И икра не лезет в горло,

И компот не льется в рот».

 Конечно, Филатов весёлый поэт. Но разве Маяковский грешил против истины, когда писал: «Мы говорим партия – подразумеваем, Ленин. Мы говорим Ленин, – подразумеваем, партия». Опять неудобная цитата? Может быть, Ворона скажет, кого ещё в истории человечества и России провожали в последний путь так, как Ленина? Может быть, олигархи всего мира до сих пор боятся кого-нибудь, как они боятся статей, книг, памятников и теней Ленина и Сталина? А, разве, лучше, когда правители не думают о народе, а спокойно жрут икру? Или, может быть, Ленин, Сталин, Дзержинский, Хо Ши Мин  не думали о народе, а жили, как современные демократически избранные депутаны? Интересно, как называется партия Вороны, где считают, что искреннего, умного, образованного руководителя у них быть не может ни при каких условиях? Что, в партии Вороны большинство опять проголосовало за изрядного самодура? Большевистские руководители потому и победили ВСЕХ коронованных врагов трудового народа, дворян и банкиров, всех внутренних и внешних холопов капитала в лампасах, всех фашистов, что думали, прежде всего, о трудовом народе, но не как сюсюкающие няньки, а как мудрые, знающие и требовательные воспитатели, скульпторы, лепящие из человеческой глины прочнейшие образцы большевистской «метало-керамики».

Ворона: «Вот только проблемы такого "социализма" полезут сразу же, как у власти окажется не гениально-самоотверженный монарх, а хотя бы менее гениальный, ну и практически с неизбежностью минимум через поколение власть окажется заполнена вообще корыстными проходимцами, и с социализмом будет покончено».

А каким образом эти проходимцы попадут в руководство? Только через процедуры, предусмотренные демократическим централизмом, причём, полезут из самой худшей части голосующих масс. Но у Вороны получается, что если во главу партии и страны постоянно избирать проходимцев, то дело строительства социализма будет осуществляться надёжно и быстро людьми, которых закалили воры и дураки во власти. И тут, казалось бы, самое время Вороне взять и объяснить всем, как в КПСС, построенную по принципу демократического централизма, постепенно внедрились корыстные проходимцы, да так целенаправленно, что после смерти Сталина, они встали во главе партии. Видимо, Ворона хочет предложить модель, при которой у власти в социалистической стране постоянно находятся корыстные проходимцы, а социализм всё равно перерастает в коммунизм «по щучьему велению» и благодаря демократическому голосованию большинства аморальных простофиль.

Ворона: «Рассмотрим, как это было в исторической перспективе».

Оказывается, Ворона «умеет» рассматривать, как это БЫЛО, т.е. прошлое, в порядке исторической… перспективы. Очень мило.

Ворона: «Разумеется, врагам выгодно представлять Сталина, да уже даже и Ленина “единоличными диктаторами”, одержимыми “жаждой власти”. До такой степени, что это вошло в массовый стереотип. Но Ленин отлично понимал с самого начала, что единственный шанс социализма – это творчество масс, это участие огромных масс рабочего класса и трудового крестьянства в управлении своей деревней, городом, страной».

Если бы всё осуществлялось по инициативе масс, то зачем Ленину было писать первую и вторую программу коммунистической партии? Пустил бы всё на самотёк, раз анархия – «единственный шанс». Обязаны ли были члены партии основательно изучить эти программы, чтобы вести разъяснительную работу в пролетарских средах и сельских сходах, чтобы рабочая масса, а тем более крестьянство, правильно поняли партию? Или пусть пролетарии и крестьяне сами пишут себе программу строительства коммунизма? Именно в силу слабой образованности основной массы меньшевистских пропагандистов, пролетарских и крестьянских масс, усвоение марксизма шло с большими трудностями и потребовало от царя и капиталистов массовых экзекуций, деникинских расстрелов и столыпинских «галстуков» в 1905 году, Ленского расстрела в 1912 году, массовых расстрелов рабочих и крестьян на полях первой мировой войны, массового расстрела демонстрантов в июле 1917 года, организованного Временным правительством, чтобы сознание трудящихся и части интеллигенции стало чуть более восприимчивым к научным истинам большевизма.

Не владея навыками доказательного изложения своих взглядов, Ворона берётся за цитатный метод «доказательства», не замечая, что и оппоненты Ленина, и сам Ленин говорят о будущем и не близком:

«Это будет, – пишет Ленин, – замена “всенародной”, “чистой” демократии “диктатурой одного класса” – вопят Шейдеманы и Каутские, Аустерлицы и Реннеры (вместе с их заграничными единомышленниками, Гомперсами, Гендерсонами, Реноделями, Вандервельдами и К°. Неправда – ответим мы. Это будет заменой фактической диктатуры буржуазии (каковую диктатуру лицемерно прикрывают формы демократической буржуазной республики) диктатурой пролетариата. Это будет заменой демократии для богатых демократиею для бедных. Это будет заменой свободы собраний и печати для меньшинства, для эксплуататоров, свободой собраний и печати для большинства населения, для трудящихся. Это будет гигантским, всемирно–историческим расширением демократии, превращением ее из лжи в правду, освобождением человечества от оков капитала, искажающего и урезывающего всякую, даже и самую “демократическую” и республиканскую, буржуазную демократию. Это будет заменой буржуазного государства пролетарским государством, каковая замена есть единственный путь к отмиранию государства вообще». («О “демократии” и диктатуре» ВИЛ, 23 декабря 1918, “Правда” № 2, 3 января 1919. подчеркивания мои, С.Ворона).

Как видите, приближался 1919 год, и Ленин писал о том, что такой уровень диктатуры пролетариата, когда её можно будет отождествлять с демократией для всех ТРУДЯЩИХСЯ, еще ОТСУТСТВУЕТ, но он наступит в обозримом БУДУЩЕМ, но точно, не через год после октябрьского политического переворота и не раньше, чем общество станет БЕСКЛАССОВЫМ. Смешно говорить о демократии для всех, когда общество объективно ещё РАЗДЕЛЕНО НА АНТАГОНИСТИЧЕСКИЕ КЛАССЫ, И ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НИМИ ТОЛЬКО ПРОЯСНИЛИСЬ ДЛЯ БОЛЬШИНСТВА В ХОДЕ ИДУЩЕЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ и ИНОСТРАННОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ, призванной РУССКИМ дворянством и купечеством на головы своих бывших холопов. А у Вороны получается, что 25 октября 1917 года, независимо от деятельности Ленина, без его борьбы с меньшевиками, власть была ОТНЯТА у буржуазии самим пролетариатом и наступила эра народоправия, т.е. полной демократии. Между тем, период, в котором была написана ленинская статья, назывался периодом военного коммунизма, с минимальной ролью каких бы то ни было выборов, с мизерным масштабом денежного обращения, без какого–либо участия в выборах иных политических партий, кроме большевистской и с гигантской ролью ВЧК. Так что, апелляция Вороны к данной цитате Ленина лишь свидетельствует о спекулятивности её перьев.

Ворона: «Таких цитат из Ленина можно привести миллион. Ибо все вот эти пресловутые “свобода печати и собраний”, избирательные и прочие “права человека” – были лозунгом большевиков, причем лозунгом гораздо более последовательным, чем у буржуазных либералов. Так, что не надо повторять вслед за врагами глупости про некий консерватизм большевиков, про то, что они не были демократами, а стремились к “личной власти”, хотя бы и для того, чтобы “дать народцу блага”».

Почему у Вороны лозунг свободы печати обозначен как «пресловутый», если это был лозунг большевиков? Нужно быть очень наивной, чтобы думать, что демократия при капитализме, свобода слова были когда-нибудь последовательными. Выражение «гораздо более последовательная» применяется, если объект, взятый для сравнения, был сколь-нибудь последовательной демократией, а не фиговым листком, навешенным не на срамнейший срам «демократии» при капитализме, а на глаза всех политизированных ворон.

Ворона: «И после победы революции Ленин как никто другой понимал, что единственный шанс и удержать революционные завоевания, и построить коммунизм – это развитие самодеятельности и самоуправления рабочих масс. И опять же на эту тему есть миллион цитат, да значительная часть того, что Ленин после революции написал – именно об этом. Ну вот хотя бы (простите за длинную цитату, но она важна вся)».

«По-нашему, – пишет Ленин, – для облегчения неслыханных тягостей и бедствий войны, а равно для лечения тех ужаснейших ран, которые нанесла народу война, нужен революционный демократизм, нужны революционные меры именно такого рода, как описанное для примера распределение жилых помещений в интересах бедноты. Точно так же надо поступить и в городе и в деревне с продуктами продовольствия, одеждой, обувью и т. д., в деревне с землей и прочее. К управлению государством в таком духе МЫ можем сразу привлечь в государственный аппарат, миллионов в десять, если не в двадцать человек, аппарат, не виданный ни в одном капиталистическом государстве. Этот аппарат только МЫ можем создать, ибо НАМ обеспечено полнейшее и беззаветное сочувствие гигантского большинства населения. Этот аппарат только МЫ можем создать, ибо у нас есть сознательные дисциплинированные долгой капиталистической "выучкой" (недаром же МЫ были на выучке у капитализма) рабочие, которые в состоянии создать рабочую милицию и постепенно расширить ее (начиная расширять немедленно) во всенародную милицию. Сознательные рабочие должны руководить, но привлечь к делу управления они в состоянии настоящие массы трудящихся и угнетенных. Разумеется, неизбежны ошибки при первых шагах этого нового аппарата. Но разве не было ошибок у крестьян, когда они из крепостного права выходили на волю и начинали сами вести свои дела? Разве может быть иной путь к обучению народа управлять самим собой, к избавлению от ошибок, как путь практики? как немедленный приступ к настоящему народному самоуправлению? Самое главное теперь – распроститься с тем буржуазным интеллигентским предрассудком, будто управлять государством могут только особые чиновники, всецело зависимые от капитала по всему своему общественному положению. Самое главное – положить конец такому положению вещей, когда управлять пытаются по-старому буржуа, чиновники и "социалистические" министры, но управлять не могут, и после семи месяцев получают в крестьянской стране крестьянское восстание!! Самое главное – внушить угнетенным и трудящимся доверие в свои силы, показать им на практике, что они могут и должны взяться сами за правильное, строжайше упорядоченное, организованное распределение хлеба, всякой пищи, молока, одежды, квартир и т. д. в интересах бедноты. Без этого спасения России от краха и гибели нет, а добросовестный, смелый, повсеместный приступ к передаче дела управления в руки пролетариев и полупролетариев даст такой невиданный в истории революционный энтузиазм масс, умножит во столько раз народные силы по борьбе с бедствиями, что многое кажущееся невозможным для наших узких, старых, бюрократических сил, станет осуществимым для сил миллионной массы, начинающей работать на себя, а не на капиталиста, не на барчука, не на чиновника, не из-под палки».

(«Удержат ли большевики государственную власть». Кстати, там же – знаменитая цитата о кухарке, которая должна учиться управлять государством).

Поразительно буквальное подтверждение русской пословицы: читаю книгу, а вижу фигу. Ворона не замечает, что не «кухарки» обращаются к Ленину с предложением, а Ленин обращается, и не напрямую к «кухаркам», а, прежде всего, к большевикам с планом ближайших воспитательных и организующих действий партии во всероссийском масштабе по вопросам сугубо местным: «…распределение хлеба, всякой пищи, молока, одежды, квартир и т. д. в интересах бедноты…». Кто такие «МЫ», к которым обращается Ленин, от действий кого зависит успех дела привлечения бедноты к управлению на местном уровне? МЫ – это, прежде всего ЦК, местные комитеты большевиков, опирающиеся к тому времени на безграничное доверие большинства рабочего класса России. Ворона не понимает, что вся эта цитата-призыв принадлежит не «кухарке», а гениальному Ленину, что и пытается доказать «Прорыв», ведь, «кухаркам» необходимо было ещё долго, добросовестно и упорно учиться, учиться и ещё раз учиться, совершая ошибки, и не малые, прежде чем они овладеют навыками управления, и ни чем-нибудь, а процессом СТРОИТЕЛЬСТВА КОММУНИЗМА и не меньше, первоначально, на местном уровне, способствуя, тем самым, решению задач общероссийских. А троцкисты, дворяне, банкиры, империалисты, интервенты, спекулянты не ждали, а делали всё им доступное, чтобы подлостью, оружием, виселицами, массовыми порками оторвать крестьян и интеллигенцию от БОЛЬШЕВИКОВ. И все они понимали, что, не сбросив большевиков, не вырезав на всех большевистских спинах звёзд, не застрелив Ленина, они ничего не добьются. Иными словами, всё, что было прогрессивного и успешно осуществленного в СССР до 1953 года, было реализацией гениальных предначертаний Ленина и гениального осуществления ленинизма Сталиным. Нужно быть очень ущербным человеком, чтобы «комплексовать» по поводу необходимости сознательного подчинения гению, способности которого доказаны практикой нескольких десятилетий. Вот такие себялюбивые «отцы русской демократии», «пикейные жилеты», «демократические вороны» и всплыли на поверхность во времена Горбачёва в лице яковлевых, абалкиных, явлинских, гайдаров, чубайсов, ельциных… которые, как оказалось, на деле, «…дикое скопище пьяниц, не создавать, разрушать мастера…».

Ворона: «То есть вы можете говорить что угодно, но пожалуйста, не надо врать, что мол, Ленин и большевики не были демократами. Именно настоящими, последовательными демократами они и были. Опираясь на их тексты, ничего иного утверждать невозможно (разве что выдирать по желанию отдельные фразы, как делают христиане со Священным Писанием, чтобы доказать все, что угодно)».

Разумеется, пуганые вороны существовали и при Ленине. Поэтому, иногда, и Ленину приходилось использовать терминологию, понятную обывателям. Но гораздо больше сил затратил Ленин, чтобы основать НОВОЕ течение политической мысли и действия, чтобы создать большевизм, разъяснить его суть. Однако находятся чудаки, которые считают, что делают большое дело, когда вместо пропаганды БОЛЬШЕВИЗМА, как такового во всём диаматическом его блеске, низводят его до уровня демократии, надеясь этим «затупить зубы» либералам, клерикалам, националистам и другим мошенникам. Ворона беззастенчиво выдирает цитаты Ленина из контекста исторической практики и пытается с их помощью протащить тихий антикоммунизм в большевистскую теорию и практику. Она «забыла», что после октябрьского свержения политической тирании российских феодалов, клерикалов и предпринимателей, большевики переименовали свою партию, чтобы не давать повода, называть себя, даже, социал-демократами, а тем более, демократами. Партия стала открыто называться Российской Коммунистической Партией (большевиков). Таким образом, Ленин – самый последовательный коммунист, основоположник большевизма, и неизвестно, какого обывателя, пуганного демократами, нужно Вороне успокаивать, называя Ленина демократом, а не большевиком. Это все равно, как если бы сталь называть ватой только потому, что и то, и другое состоит исключительно из электронов, протонов и нейтронов.

Ворона: «Но может быть, как тоже иногда говорят, "все погубил проклятый стален"? То есть вот была такая замечательная демократическая страна, революция, а потом пришел Сталин и устроил кровавую диктатуру. Вы, конечно, очень удивитесь, но и это опять-таки не так. Тут я могла бы провести собственную работу, но за меня ее уже сделали другие.

Вот, например, отличный пост, где собраны как раз-таки высказывания самого Сталина по вопросам демократии:

«Нет, – пишет Сталин, – единолично нельзя решать. Единоличные решения всегда или почти всегда ? однобокие решения. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, с мнением которых надо считаться. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, могущие высказать и неправильные мнения. На основании опыта трех революций, мы знаем, что приблизительно из 100 единоличных решений, не проверенных, не исправленных коллективно, 90 решений — однобокие.

 В нашем руководящем органе, в Центральном Комитете нашей партии, который руководит всеми нашими советскими и партийными организациями, имеется около 70 членов. Среди этих 70 членов ЦК имеются наши лучшие промышленники, наши лучшие кооператоры, наши лучшие снабженцы, наши лучшие военные, наши лучшие пропагандисты, наши лучшие агитаторы, наши лучшие знатоки совхозов, наши лучшие знатоки колхозов, наши лучшие знатоки индивидуального крестьянского хозяйства, наши лучшие знатоки наций Советского Союза и национальной политики. В этом ареопаге сосредоточена мудрость нашей партии. Каждый имеет возможность исправить чье–либо единоличное мнение, предложение. Каждый имеет возможность внести свой опыт. Если бы этого не было, если бы решения принимались единолично, мы имели бы в своей работе серьезнейшие ошибки. Поскольку же каждый имеет возможность исправлять ошибки отдельных лиц, и поскольку мы считаемся с этими исправлениями, наши решения получаются более или менее правильными».

Ворона продолжает: «Товарищ из нашей партии написал даже книгу "Сталин и советская демократия"  (на немецком языке). Пользуясь русскими и английскими источниками, этот товарищ прекрасно показал, что оказывается, в сталинские времена с демократией дело обстояло значительно лучше, чем потом, и если кто-то боролся за бОльшую долю демократии (например, за то, чтобы кандидатов в избирательном листе было несколько) – то это и был как раз сам Сталин. Оказывается, в то время на каждом предприятии рабочими вносилось множество предложений и по организации производства, и быта, и просто производственных рацпредложений, и они довольно быстро внедрялись. В общем, конечно, шаблоны все это сносит, понятно – но факт тот, что Сталин нисколько не отступал от идей Ленина о необходимости как можно большей демократизации управления и общественной жизни».

А какая необходимость называть процесс большевизации советского рабочего класса демократизацией? Куда вносили рабочие свои предложения, в ком рабочие видели ум, честь и совесть современной эпохи, как не в большевиках ленинского и сталинского образца? Почему Ленин инициативу рабочих по проведению субботников назвал коммунистической, а не демократической? Более того, он в работе «Великий почин» именно партию большевиков призвал ко всяческой поддержке активности масс в производстве, поскольку это и есть росток КОММУНИЗМА, а не демократии вообще. Кроме того, ворона путает решение комплексной задачи с привлечением конкретных узких специалистов по отдельным вопросам с некой демократией. Все при Сталине догадывались, что их ждёт, если они проявят активность на заседании, не владея проблемой на экспертном уровне.

 «Почему же, – недоумевает Ворона, – такая полная и абсолютная демократизация не удалась? К сожалению, вопрос здесь в способе производства. На тот момент в Советском Союзе лишь развивался индустриальный способ производства, а он сам по себе требует жесткой иерархичности».

Приехали. Оказывается, по мнению Вороны, не добейся Сталин индустриализации страны, то с демократией в СССР всё было бы отлично. Без электричества, авиации и танков, но, зато, с демократией вообще. Попутно отметим, что в теории марксизма нет ни слова об индустриальном «способе производства»? Как раз у демократов есть и индустриальный, и постиндустриальный способы производства. Марксизм ясно признаёт только индустриальный способ развития производительных сил, называя его ещё крупным машинным производством, но не способом производства. Капитализм, независимо от доли сельского, ручного ремесленного, или автоматизированного труда, остаётся эксплуататорским СПОСОБОМ производства. Как видим, феерическая молитва Вороны за здравие сталинской демократии, закончилась выводом о её… невозможности по «объективным» причинам! Интересно, Ворона, хоть иногда, думает, прежде чем писать? Получается, что Сталин убежденный демократ, да ещё и с церковным образованием, всеми силами любил, хотел и вводил демократию, но она не ввелась, т.е. её не было по причине сталинской же индустриализации. Только что Ворона убеждала, что Сталин высоко чтил демократию, что при Сталине, следовательно, была демократия, а потом смачно заключила, что демократии… не было потому, что её объективно не могло быть, несмотря на то, что о сталинской демократии «даже» книга была издана в партии, которую Ворона не решилась назвать?

Ворона: «Сам феномен “вождя” связан с тем же психологическим явлением, которое заставляет нас делать хотя бы мысленное “ку” при появлении начальника отдела на нашей работе, а уж если зашел в кабинет сам Главный – “ку” становится большим и напряженным. Согласитесь, и вы на работе ведете себя несколько иначе в присутствии начальства, чем без него.  К сожалению, иного способа управления производством, чем иерархический способ, не придумано. Соответственно, и все органы управления СССР строились на иерархической основе, а уж самый главный начальник пользовался огромнейшим пиететом, и разве только один Сталин? Ведь и Хрущева, и Брежнева воспринимали как «отца нации». Да что уж говорить, разве в любой буржуазной стране это не так? Разве что время “отцовства” ограничено законодательно, культ личности, ограниченный восемью годами, а чаще – как в ФРГ, например, и вовсе не ограниченный. Разве Трамп не воспринимается как воплощение США, а до того – Обама, разве Путин... ладно, молчу :) В случае Сталина на этот естественный иерархический пиетет накладывалось разве что еще огромное уважение народа к действительно компетентному умному и понятному руководителю».

Оказывается, человеку не нужно напряжённо работать над собой, чтобы стать вождём. Его таковым сделает окружение, склонное к чинопочитанию. Достаточно, чтобы на собрании большинство проголосовало за «рака на безрыбье», чтобы остальные расстелились половичками перед новым руководителем. Оставим Вороне её психологическое пристрастие делать «ку» своим руководителям. Она не понимает, и не пытается объяснить, почему с давних пор, тысячелетиями, без какой-либо индустриализации господствовал жесточайший иерархический, самурайский, вассальный способ управления различными уровнями и структурами социумов. Марксизм давно ответил на этот вопрос, разъяснив не только то, что ГОТОВЫМИ, уже сформировавшимися классами называются большие группы людей, отличающиеся друг от друга… (читайте труды Ленина), но и то, ПОЧЕМУ они отличаются. Не будем облегчать работу ленивым читателям, поскольку «Прорыв» уже обращался к этой теме. Напомним лишь то, что различные уровни иерархии появляются не раньше, чем появляется первый и общий вид иерархии: лица преимущественно умственного труда – ГОСПОДСТВУЮЩИЙ класс, и лица преимущественно физического труда – ЭКСПЛУАТИРУЕМЫЙ класс, т.е. верх и дно общества, основанного на частной собственности. Господствующий класс был вынужден создавать иерархическую структуру для управления различными уровнями эксплуатируемого им класса. Вассал моего вассала не мой вассал.

Уже при Сталине, по мере свёртывания НЭП, многие классовые различия между людьми начали сглаживаться, исчезать и управленческие структуры создавались исключительно с целью обеспечения сознательной, научно разработанной пропорциональности и планомерности процесса расширенного воспроизводства коммунистического общества. Профессиональная компетентность, подтвержденная практическими результатами, становилась главным критерием движения субъекта по «иерархической» лестнице, не дающей ему никаких личных властных полномочий за пределами его функциональных обязанностей, закреплённых законом. Никогда до этого, облаченные властью, не переселялись на делянки в Сибири. До третьей пятилетки расходы на военные цели в Бюджете СССР занимали последнюю строчку и существенно уступали, например, германским. Т.е. антоновщина и басмачество были последними слабыми отголосками гражданской войны и иностранной интервенции, нейтрализованными за счет минимального привлечения военных и милицейских сил. Советский народ собирался строить, строить, строить по научно разработанным комплексным программам и наслаждаться жизнью лучше всех в мире.

Научный централизм борется именно за то, чтобы единственным критерием пребывания личности в той или иной управленческой роли была его компетентность, искреннее использование своей образованности в деле построения коммунизма, чтобы было бесполезно делать начальству «ку...», или «ми...» ради карьеры. При коммунизме ни у одной психически здоровой личности, в связи с отсутствием в сознании человека такого мотива как персональный материальный интерес, НЕ БУДЕТ повода задерживаться на малоприятном управленческом посту дольше, чем допускает его компетентность, необходимая результативность и здоровье.

Ворона: «В принципе, это было бы преодолимо, (Ворона имеет ввиду своё желание делать “ку”, В.П.) если бы и дальше существовала политическая воля к уменьшению иерархичности, к росту участия масс в управлении государством (отмирание государства, понятно, возможно лишь после победы всемирной революции).

Но такой воли не существовало, победила иная воля. Более того, сами Советы были объявлены несущественными по сравнению с Партией (элитой), и ситуация, когда “мудрые руководители заботятся о народце”, лишь усугублялась, пока не закончилась гибелью социализма.

Думаю, из всего этого понятно, что сегодняшних
“борцов за рабочее дело” легко проверять именно таким образом. Если они вещают о том, что демократия (не буржуазная, а вообще демократия) – дело гнилое, делают ставку на неких “вождей” и “замечательных личностей” – это несерьезные коммунисты. Или вообще не коммунисты».

Оказывается, всё дело в воле... Дюринг отдыхает. С одной стороны, по словам Вороны, властная иерархия не может быть устранена объективно, поскольку всё дело в индустриализации экономики, а с другой стороны, оказывается, достаточно одной воли. Хочется сказать: храни нас, объективная действительность, от таких серьезных на всю голову, членов коммунистических партий.

Ворона: «Коммунисты – это лишь те, кто реально стремится к передаче власти трудящимся, массе трудящихся. То есть к наиболее полной и идеальной демократии».

Только что Ворона демонстрировала свою любовь, к вырванным из контекста, ленинским цитатам, но забыла про «неудобную» ленинскую мысль о том, что коммунистом можно стать ТОЛЬКО тогда, когда обогатишь свою память ЗНАНИЕМ всех тех богатств, которые выработаны человечеством за всю историю его развития, а не тогда, когда они передают власть. А у Вороны получается, что коммунистом является только тот, кто, сначала, взял власть в свои руки, а потом, раздал её массам так, как будто это пряники и хватит каждому. Ворона, как и многие троцкисты и петрухинцы, считает, что пролетарский класс должен, капризно надув губки, дожидаться момента, когда коммунисты отнимут у буржуазии власть, а потом торжественно передадут власть пролетарским массам, как олимпийский факел. И сколько ещё сотен лет пролетарии умственного и физического труда будут ждать, когда коммунисты на блюдечке с голубой каёмочкой передадут им готовую власть «христа ради»? Если пролетарский класс настолько слаб, что не может вырвать власть из рук ничтожного меньшинства олигархов, то почему коммунисты, отняв власть у олигархов, должны передать власть этому классу покорных наёмных рабов, которые, по мнению Вороны, способны лишь ждать благотворительности от коммунистов? Здесь бесполезно напоминать Вороне, что в 1917 году все было не так. Тогда пролетариат, признав руководящую роль своего авангарда, большевистской партии, сознавая неразрывную связь между пролетарской массой и большевиками, в этом комплексе и пришел к власти. Ничего никому не нужно было передавать. А здесь выдумывается какая-то внеисторическая схема. Не сложно понять, что значит передать свою жену соседу, но попробуйте создать модель передачи власти, чтобы в этом был какой-нибудь смысл. Иначе говоря, Ворона, как и её единомышленники, ничего не поняли в марксистском учении о сущности и диаматике власти, о противоположности сущностных сторон пролетарского класса, о единстве силы и слабости пролетарского класса, о путях форсирования его сильных сторон и нейтрализации слабых.

Коммунисты, – вещает Ворона, – это «те, кто и в обобществлении средств производства видят прежде всего путь к подлинной свободе человека и подлинной демократии – неотчужденности человека от общества, от управления. К превращению человека из раба элит – политических и собственнических – в свободного творца и участника коллективного управления.

Здесь может, конечно, возникнуть вопрос, каким же образом осуществлять это коллективное управление?».

Наконец-то, и Ворона спохватилась: упустила «мелочь». Оказывается, прежде чем передавать власть и устанавливать подлинную демократию в виде массового самоуправления массами, необходимо, сначала, обобществить средства производства. А кто и как это будет делать? Что, опять коммунисты под требовательным взором выжидающих пролетариев? Но, не ждите от Вороны сколь-нибудь содержательных рассуждений о движении от формального к реальному обобществлению средств производства, тем более, о критериях степени обобществления. Как видим, поставив «телегу» управления впереди «лошади» производительных сил, Ворона всё-таки озаботилась этим вопросом, но не уверена, что финал по её рецепту будет «за здравие».

 Ворона: «Буржуазная демократия – это, понятное дело, вообще не демократия, а диктатура буржуазии. Копировать ее, создавая некие “партии”, “президентов” – дело бессмысленное. Советы, увы, довольно легко превратить в манипулируемые и формальные органы. Да и вообще у народца и времени-то нет, и желания управлять – все бы хотели, чтобы ими управлял какой-нибудь хороший умелый менеджер, и чтобы они были довольны».

Но, почему Советы легко превратить в манипулируемые и формальные органы? Что делает их временами могучими, а что их делает порой самоубийцами? Почему во времена большевизма пролетарии были способны на Великий почин по коммунистическим лекалам, а при Горбачеве рабочие и интеллигенты, всего-навсего, выстроились в очереди на Бирже труда? Слегка перефразируя русскую пословицу, нужно сказать: голова – всему голова.

«Это все важные вопросы, – надувает щечки Ворона, – но – все-таки решаемые. Выше мы ответили на основной вопрос: нужна ли демократия вообще? Да, нужна. А вот вопрос – КАК ее осуществить? На этот вопрос Ленин уже дал ответ, хотя бы, например, в процитированной выше статье. Мы же сможем расширить данный вопрос. В первой части мы как раз поговорили о том, что необходима научная организация управления обществом, научный менеджмент».

Ну, и стоило Вороне весь огород городить, если ВСЁ зависит не от демократии, а от научной организации управления обществом, хотя, Ворона и не собирается строить коммунизм, а лишь демократию. Она собирается использовать «научный менеджмент» на нужды построения демократии. А мы в «Прорыве» и разрабатываем проблемы НАУЧНОГО централизованного управления, но процессом строительства коммунизма.

«Как раз, – радует сама себя Ворона, – более высокая ступень развития производительных сил, на которой мы находимся сейчас, позволяют создать такую организацию. Ленин имел дело с массой неграмотных “чернорабочих и кухарок”. У нас грамотны все, и довольно много образованных людей. Все, что нужно – создать систему, которая позволит грамотно ротировать кадры в Советах, доносить информацию от низших звеньев к высшим, обеспечить принятие правильных решений на всех уровнях, их обсуждение, претворять в жизнь идеи и предложения даже самых незадействованных в управлении людей».

Мы не погрешим против истины, если нарисуем картинку с участием современных грамотных и образованных участников. Гозман грамотный, а например, Явлинский – образованный человек, и дело лишь в том, чтобы грамотно ротировать их во власти, а вопросом ротации будут заниматься, например, образованный Ходорковский и грамотная Собчак, и дело построения коммунизма пойдет на лад. Сванидзе и Познер, Навальный и Жванецкий, как не задействованные в управлении, будут давать предложения, Гозман и Явлинский будут их исправно передавать наверх, Ходорковскому и Собчак, а те будут систематически ротировать представителей власти, чтобы они вообще ничего не успели сделать, да и другим дали допилить бюджет «под самый корешок».

И не думайте, дорогие читатели, что Ворона уникальный прожектёр в современной демократической рыночной России, в левом и патриотическом движении. Если бы было так, то незачем было бы браться за разбор её не полета. Она – хорошая иллюстрация умонастроений в современном левом блоке.

«Но, – углубляет вопрос Ворона, – создание такой системы – научная, организационная задача, а вовсе не политическая. Была бы только политическая воля к созданию такой системы – и она будет создана. И со временем, в далеком будущем, после победы Мировой Революции, сможет заменить тот аппарат насилия, элитарного давления и иерархии, которым сейчас является государство».

Слава объективной реальности. Всё! Труды роковые кончены. Ворона, наконец, поставила точку. Казалось, что уже невозможно наговорить больше несуразностей в таком небольшом опусе, но поток сознания Вороны – не обуздать. Оказывается, создание системы ротации кадров при строительстве коммунизма не политическая задача, а научная, как будто для проведения политики никакой науки вообще не требуется, а требуется только хотелка, воля. Почему же Ворона так печется о демократии в коммунистическом движении, имея в виду, прежде всего, систему энергичной ротации всех кадров управления. Ясно, что при научном централизме Вороне и её единомышленникам НИКОГДА во власть не пробиться. А вот при системе частой ротации, любая ворона, а не только Синяя, рано или поздно попадёт во власть. А уж тогда, будучи образованной, как Горбачев и грамотной, как Ельцин, она отведет душу. Порулит. Сегодня, например, достаточно динамично ротируют управленческие кадры в МВД, во ФСИН, в губернаторских и в директорских креслах, правда, через скамью подсудимых. Все успевают порулить, о чем свидетельствуют их многочисленные виллы, счета, стада иномарок. Демократическое рыночное бытие закономерно определяет их воровское сознание.

Написать
автору письмо

Ещё статьи
этого автора

Ещё статьи
на эту тему

Поделиться в соцсетях