Опыт критики антинаучной фактологии либерализма

Часть 141. Процесс Бухарина-Рыкова

В буржуазной историографии данный судебный процесс считается «наиболее чудовищной фальсификаций», поскольку все наиболее громкие обвинения в адрес подсудимых (в частности, в убийстве Горького или причастности Бухарина к покушению на Ленина), якобы, абсолютно абсурдны. Вообще, к Бухарину все сторонники «рыночного социализма» испытывали самые нежные чувства и даже поднимали его на щит в 90-е годы, противопоставляя «любимчика Ленина» «грубому и безграмотному Сталину». В конце 80-х годов в демократической печати широко публиковались покаянные письма Бухарина Сталину, в которых он клялся в своей невиновности. Однако «кровавый тиран» почему-то «любимцу партии» не поверил и зачем-то расстрелял.

Все эти демократические версии о невиновности Бухарина уходят корнями во все тот же доклад «комиссии Шверника». Вот и мы, для начала, обратимся к данному «документу». Итак, касательно данного судебного процесса там сообщается следующее:

«Еще в марте 1935 года от бывших участников «бухаринской школки» и группы Угланова, находившихся в то время в политических изоляторах, были получены противоречивые и не внушающие доверия показания о террористической деятельности правых и осведомленности об этом Бухарина и Рыкова.

Позднее от Каменева и Зиновьева добились показаний о блокировании правых с троцкистами и зиновьевцами».

Действительно, в тот период были арестованы некоторые из учеников Бухарина, которые позднее на очных ставках показывали, что Бухарин знал об их террористических идеях. Имели место и показания Каменева и Зиновьева о связях с правыми. А вот то, что и те, и другие показания были фальсифицированы - это выдумка хрущевских фальсификаторов. Ни одного доказательства этому они не привели.

«Несмотря на то, что Бухарин, Рыков и Томский являлись кандидатами в члены ЦК ВКП(б), выдержка из протокола допроса Каменева без какой-либо проверки была включена Сталиным в составленное им закрытое письмо ЦК ВКП(б) от 29 июля 1936 года «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока», а в августе 1936 года показания Каменева и Зиновьева опубликованы в печати. С этого времени имена бывших лидеров правого уклона стали преднамеренно увязывать в партийных документах и в печати с осужденными и арестованными бывшими лидерами троцкистско-зиновьевской оппозиции».

А что, кандидатский статус должен служить индульгенцией в том случае, если вскрываются неудобные для кандидата факты? В хрущевские и более поздние времена оно, конечно, так и было. Но при Сталине никакой статус, никакая чисто уставная формальность не могла препятствовать разоблачению врагов. Конечно, в свете того, что были получены такие показания, имена правых увязывались с троцкистами-зиновьевцами. А что не так?

«На судебном процессе по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» в августе 1936 года Вышинский на основании непроверенных материалов этого дела сделал заявление, опубликованное в газетах, о начале расследования в отношении Бухарина, Рыкова, Томского и других, связав таким образом бывших лидеров правого уклона с подсудимыми троцкистами и зиновьевцами.

Бухарин, Рыков и Томский сразу же обратились к Сталину с категорическим отрицанием всех возведенных против них обвинений и просили его тщательно разобраться в этом, но их просьбы удовлетворены не были. В результате такой травли Томский 22 августа 1936 года покончил жизнь самоубийством. В предсмертном письме Сталину он писал:

«...Я обращаюсь к тебе не только как к руководителю партии, но и как к старому боевому товарищу, и вот моя последняя просьба - не верь наглой клевете Зиновьева, никогда ни в какие блоки я с ним не входил, никаких заговоров против партии я не делал»».

Неисповедимы пути хрущевских фальсификаторов истории. Идет судебные процесс, в ходе которого подсудимые дают показания о связях с правыми. Со стороны прокурора вполне логичным выглядит указание начать расследование в отношении тех, на кого указали подсудимые.

А вот дальше мы уже видим откровенную ложь. Подсудимые просили Сталина разобраться, и всё последующее развитие событий показало, что их просьбы удовлетворены как раз были. Никто не собирался в августе 1936 года арестовывать Томского, Бухарина, Рыкова. Наоборот, они оставались не просто на свободе, но и в составе ЦК. На этом фоне самоубийство Томского выглядит как раз как попытка спрятать концы в воду. Ведь с мёртвого уже никаких показаний получить нельзя. А ведь показания Зиновьева указывали на то, что именно Томский был связующим звеном между левыми и правыми. Казалось бы, если Томский был не виновен, то, наоборот, ему категорически нельзя было бы стреляться. Ведь основываясь лишь только на показаниях Зиновьева предъявить ему было нечего. Что, кстати, и показал опыт Бухарина.

«10 сентября 1936 года в печати было опубликовано сообщение Вышинского о прекращении расследования в отношении Бухарина и Рыкова ввиду отсутствия оснований для привлечения их к судебной ответственности. В действительности же следствие не прекращалось и сбор доказательств «преступной» деятельности Бухарина и Рыкова продолжался. За ними было установлено усиленное агентурное наблюдение. Органы НКВД арестовывали лиц, в прошлом причастных к правому уклону, и путем незаконных методов следствия добивались от них показаний об участии лидеров правого уклона в антисоветской деятельности. С этой же целью из лагерей и ссылки был этапирован в Москву ряд бывших правых уклонистов».

Как-то не вписывается всё это в версию о фальсификации дела Бухарина. Если предположить, что органам НКВД было дано указание Сталина сфабриковать дело, то Бухарина и Рыкова следовало немедленно арестовать и состряпать дело. Но нет, расследование прекращается, об этом официально объявляется в печати. Такое развитие событий говорит не о подготовке фальсификации, а либо о реальной нехватке доказательств вины Бухарина и Рыкова на тот момент, либо о некой оперативной игре, при которой с подозреваемых, якобы, снимают все подозрения, но при этом отпускают на свободу, чтоб отследить все связи.

Непонятно зачем, если речь шла о фальсификации дела, кого-то этапировать в Москву. Вполне можно было взять у них письменные показания. Этапировать имеет смысл, если устраивать очные ставки. Но зачем их устраивать, если дано указание фальсифицировать дело?

В одной из предыдущих частей данного исследования я рассказывал о том, что, действительно, осенью 1936 года был проведен ряд очных ставок Бухарина и Рыкова с арестованными правыми, которые, действительно, дали показания о террористических указаниях. Данный вопрос рассматривался на декабрьском пленуме 1936 года.

«В связи с отсутствием достоверных данных о виновности Бухарина и Рыкова Сталиным было внесено принятое Пленумом предложение: «Считать вопрос о Рыкове и Бухарине незаконченным. Продолжить дальнейшую проверку и отложить дело решением до последующего Пленума ЦК».

То есть, несмотря на то, что были показания Зиновьева, а потом показания Сосновского, Куликова, Угланова и др., ни Бухарина, ни Рыкова не арестовывают и даже не выводят из состава ЦК. Зачем так делать, если дело решено фальсифицировать, - одному Швернику известно. Какой смысл в очных ставках, в разбирательстве на Пленуме (при том, что достаточно других, гораздо более важных задач), в ходе которого и Бухарину, и Рыкову дается возможность оправдаться, убедить других членов ЦК в своей невиновности? Не уж-то всем членам ЦК запретили верить Бухарину и Рыкову и обязали игнорировать их аргументы? Снова нестыковка...

Впрочем, эти нестыковки у хрущевских вралей в каждом абзаце:

«Однако никакой партийной проверки не проводилось и дело о них фактически было передано в НКВД. В печати продолжалась политическая травля Бухарина и Рыкова, помещались статьи с использованием сфальсифицированных и тенденциозно подобранных фактов из их прошлой деятельности и ставились фамилии Бухарина и Рыкова в один ряд с именами Троцкого, Каменева и Зиновьева. В одной из статей «Правды» указывалось даже, что лидеры правого уклона шли рука об руку с гестапо. 15 декабря 1936 года Бухарин обратился к Сталину и членам Политбюро с протестом против лжи и клеветы по его адресу. Преждевременное обнародование создаваемых против Бухарина и Рыкова обвинений заставило Сталина на этом письме Бухарина написать:

«Тов. Мехлису.

Вопрос о бывших правых (Рыков, Бухарин) отложен до следующего Пленума ЦК. Следовательно, надо прекратить ругань по адресу Бухарина (и Рыкова) до решения вопроса. Не требуется большого ума, чтобы понять эту элементарную истину» [Архив ЦК КПСС; материалы проверки дела «Право-троцкистского блока», т. 3, л. 147]».

Если Сталин дал указание фальсифицировать дело и дал сигнал кампании в печати, то зачем он эту кампанию остановил из-за того, что недостаточно доказательств? Какая разница, есть доказательства или нет, если всё и так фальсифицируют?

Дело здесь не в «преждевременном обнародовании создаваемых против Бухарина обвинений», а в том, что ЕЩЁ доказательств вины Бухарина и Рыкова недостаточно, а в печати УЖЕ начата кампания травли. За это Мехлис и получил по шапке. Не решен вопрос о том, виновны Бухарин с Рыковым или нет, - вот, что имел в виду Сталин.

И далее подлецы из комиссии Шверника остаются верными себе:

«Между тем, фабрикация «новых» данных о якобы совершенных Бухариным и Рыковым преступлениях продолжалась. В конце 1936 и начале 1937 года органы НКВД арестовали близких в прошлом к Бухарину и Рыкову людей, в том числе Астрова, Радина, Нестерова, произвели в Москве, Ленинграде, Свердловске, Саратове, Хабаровске и в других городах многочисленные аресты лиц, прямо или косвенно связанных в прошлом с лидерами правого уклона. Путем вымогательства, шантажа и прямого физического насилия от многих арестованных были получены ложные показания о том, что Бухарин и Рыков на протяжении ряда лет будто бы проводили антисоветскую деятельность и создали свою подпольную организацию».

Вот нет ничего проще, чем написать, что все показания получены путем незаконных методов ведения следствия. Гораздо сложнее это доказать. Ни одного доказательства применения таких методов к подследственным в докладе «комиссии Шверника» не приведено.

Если говорить именно о фальсификации дела, то того, что на Бухарина наговорили Сосновский, Куликов, Угланов - вполне достаточно. Дальше - дело техники. Арестовать Бухарина и Рыкова и заставить их при помощи все тех же «незаконных методов ведения следствия» признать свою вину. В чем проблема?

А вот если цель - все же докопаться до истины и выяснить, реально ли виновны указанные лица или нет, тогда, да, нужно дальше вести следствие, проводить аресты, получать показания.

Однако под видом «доказательств» фальсификации дела хрущевцы приводят лишь подобные «факты»:

«Астров выступал в качестве одного из основных разоблачителей Бухарина на очной ставке, которая проводилась 13 января 1937 года Сталиным, Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Орджоникидзе и Ежовым. Через некоторое время после очной ставки с Бухариным Астрова освободили из-под стражи, хотя он тогда и признавал себя виновным. В своих объяснениях в КПК при ЦК КПСС от 18 и 24 апреля 1961 года Астров сообщил, что данные им в 1937 году показания являются вымышленными и продиктованы сотрудниками НКВД [Материалы проверки дела «Право-троцкистского блока», т. 6, л. 65-93, 104-128]».

Очень интересно, кому же врал Астров, если он в НКВД говорил одно, а хрущевским фальсификаторам - другое. Если его в 1937 году заставили дать одни показания при помощи незаконных методов ведения следствия, то почему при помощи тех же методов с него нельзя получить противоположные показания, но уже в 1961 году? Если человек в одной ситуации повел себе бессовестно, то где гарантия, что он в другой не поведет себя так же? Интересно бы, конечно, было почитать показания Астрова в 1961 году, но «Материалы проверки...» засекречены до сих пор.

«Установлено также, что Радек и Сокольников, «изобличавшие» Бухарина и Рыкова, отбывая наказания в местах лишения свободы, рассказывали, что они дали на них ложные показания [Материалы проверки дела «Антисоветского троцкистского центра», т. 12, л. 1-47]».

Ну, ни Радек, ни Сокольников не дожили до хрущевских времен, поэтому здесь идет речь, максимум, о пересказе их слов третьими лицами. Никакой ценности данные показания не имеют.

«Используя сфальсифицированные НКВД материалы, Ежов на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, снова рассматривавшем вопрос о Бухарине и Рыкове, заявил, что получены «исчерпывающие показания», подтверждающие предъявленные им на декабрьском Пленуме обвинения. Попытки Бухарина и Рыкова возразить против этих обвинений рассматривались как неискренность, двурушничество и нападки с их стороны на органы НКВД, на Центральный Комитет партии.

На Пленуме Бухарин и Рыков были выведены из кандидатов в члены ЦК ВКП(б), исключены из партии и в тот же день арестованы органами НКВД».

И снова одна лишь пустая болтовня. Если материалы были фальсифицированы, то кем, когда, в чем конкретно? Здесь за аксиому принимается недоказанный тезис и из него делаются выводы. Участники Пленума были ознакомлены с материалами следствия. У Бухарина и Рыкова была возможность оправдаться. Однако доказательства их виновности на сей раз оказались достаточно весомыми, чтоб вывести их из состава ЦК и арестовать.

Напомню читателю. Бухарин и Рыков практически пол года гуляли на свободе, пока не было получено исчерпывающих доказательств не просто их причастности к антисоветской организации, но и к одобрению террористических методов борьбы. Более того, с момента ареста до суда прошел еще год, на протяжении которого выявлялась роль каждого в антисоветском заговоре. Если говорить о фальсификации дела, то не имело никакого смысла столь тщательно и долго вести следствие. Заставить подследственных оговорить себя можно было гораздо раньше. Тем более, если, по версии хрущевцев, органы НКВД виртуозно владели такими методами и всех заставляли сознаваться в том, что они не совершали.

А вот вообще замечательное:

«Расследование по делу Бухарина, Рыкова и других проводилось с грубейшими нарушениями социалистической законности, вплоть до применения к арестованным физических методов воздействия. В архиве Ежова, в одной из записных книжек, обнаружена его запись: «Бить Рыкова». Имеются также данные, что избиениям подвергались Крестинский, Ягода, Плетнев и некоторые другие обвиняемые [Архив ЦК КПСС, архив Ежова, д. 217; материалы проверки дела «Право-троцкистского блока», т. 5, л. 46-54, 138, т. 8, л. 64, 78]».

Создается впечатление, что среди членов комиссии Шверника все же были честные люди, которые вставили в текст откровенную бредятину. Записная книжка, обычно, используется людьми для записи телефонов или же для того, чтоб не забыть о чем-либо. Сложно представить, чтоб Ежов в своей записной книжке оставил себе же напоминание, что надо бы побить Рыкова. Вообще сложно представить себе Ежова (учитывая его телосложение), избивающим подследственных. Уж, наверняка, в НКВД были люди и покрупнее, которые бить могли бы эффективнее. Если Ежов оставлял указание кому-то бить Рыкова, тогда это ни как не могло быть в записной книжке.

Другое дело, что в этой книжке «бить Рыкова» могло быть написано в переносном смысле, к примеру, бить Рыкова такими-то показаниями, аргументами. Вот тогда это логично. Такое записи самое место в записной книжке. Возникла мысль, чем бить Рыкова - записал.

А то, что избиениям подвергались другие подсудимые - это еще доказать надо. Если в материалах дел имелись жалобы на незаконные методы ведения следствия, почему бы их не предъявить? Однако «логика» у господ фальсификаторов одна: за аксиому принимается, что в НКВД сидели изверги, которые избивали людей, а раз так, то всех подсудимых неминуемо избивали. Что показательно, все «невинно репрессированные» почему-то стали жаловаться на «избиения» исключительно после ХХ съезда. И это при том, что сообщить суду или прокуратуре о беззаконии - это не просто право, а долг любого честного советского гражданина.

А вот еще одно «доказательство» фальсификации судебного процесса от господ из «комиссии Шверника»:

«В феврале 1938 года Вышинский представил Сталину проект сообщения в печати о предстоящем открытом судебном процессе по делу Бухарина, Рыкова и других. Сталин внес в проект ряд дополнений и изменений, которые сводились к усилению и подчеркиванию особой роли Бухарина и Рыкова в руководстве заговором, и собственноручно написал формулировку обвинения Бухарина и Рыкова в следующем виде:

«Обвиняемых в том, что они по заданию разведок враждебных к Советскому Союзу иностранных государств составили заговорщическую группу под названием «Право-троцкистский блок», ставящей себе целью шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсии, террор, подрыв военной мощи СССР, провокацию военного нападения этих государств на СССР, поражение СССР, расчленение СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Среднеазиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана, Приморья на Дальнем Востоке - в пользу упомянутых иностранных государств, наконец - свержение в СССР существующего социалистического общественного и государственного строя и восстановление капитализма, восстановление власти буржуазии» [Материалы проверки дела «Право-троцкистского блока», т. 7, л. 137].

Отредактированное Сталиным сообщение 28 февраля 1938 года опубликовано в печати, а сформулированное им обвинение Бухарина и Рыкова полностью вошло в обвинительное заключение по их делу».

О, ужас! «Кровавый тиран» редактирует обвинительное заключение! Однако, основа обвинительного заключения - это факты, установленные в ходе следствия. Естественно, Сталин изучал все материалы дела. Почему же он, как выдающийся ученый-марксист, не мог внести свои правки в обвинительное заключение, к примеру, переформулировать то, что уже и так доказано? Здесь, наоборот, абсолютно бредовой выглядит версия о фальсификации материалов дела. Ведь если оно сфальсифицировано, причем по указанию Сталина и ЗАРАНЕЕ, то все роли заранее и должны были быть распределены. Зачем, в таком случае, «фальсификатору» вносить правки в обвинительное заключение?

«В архивах ЦК КПСС и КГБ при СМ СССР обнаружено несколько вариантов обвинительного заключения по делу «Антисоветского право-троцкистского блока», из которых видно, что Сталин неоднократно изменял состав его участников. В этих вариантах, наряду с другими лицами, в качестве обвиняемых фигурировали видные партийные и государственные деятели - Антипов, Варейкис, Вейцер, Яковлев, Уншлихт, Кнорин, Аболин, Таиров, Лаврентьев-Картвелишвили и Грядинский. В окончательный вариант обвинительного заключения эти лица не вошли и были осуждены к расстрелу в одиночном порядке».

Ну, во-первых, пусть господа фальсификаторы предъявят эти варианты. Во-вторых, ну а, собственно, чего страшного в том, что те или иные лица сначала добавлялись в обвинительное заключение, а потом вычеркивались? Ведь в ходе следствия вскрывались разные факты, проводились допросы, выяснялась мера вины каждого. А уж что касается такого вопроса, как определение членства и роли в преступной организации - так это сложный вопрос даже в буржуазном праве.

Не приводя никаких доказательств фальсификации дела, хрущевские мистификаторы сообщают:

«Проведенная в настоящее время проверка показала, что дело «Антисоветского право-троцкистского блока» создано искусственно, а обвинение Бухарина, Рыкова и других в совершении тягчайших государственных преступлений сфальсифицировано органами НКВД при участии работников прокуратуры и суда. Никакого «Антисоветского право-троцкистского блока» в действительности не существовало и осужденные по этому делу контрреволюционной деятельностью не занимались. Не нашли также подтверждения обвинение Бухарина, относящееся к 1918 году, и обвинение Зубарева в связях с царской охранкой».

Интересно получается. Материалы уголовного дела участников право-троцкистского центра - это сотни томов. Опровержение должно было занять не меньше. Должна была быть проделана титаническая работа по выяснению всех обстоятельств фальсификации дела, и уж в докладе «комиссии Шверника» все эти выводы должны были быть сформулированы хотя бы тезисно. Но ничего подобного, лишь пустая болтовня и глухие ссылки.

Теперь обратимся непосредственно к материалам судебного процесса «Антисоветского право-троцкистского блока» и разберемся, в чем обвинялись подсудимые, и какие доказательства их вины имелись у следствия.

Итак, 2 марта 1938 года на скамье подсудимых оказались:
Бухарин Н.И., редактор газеты «Известия»;
Рыков А.И., народный комиссар связи СССР;
Ягода Г.Г., бывший нарком внутренних дел СССР;
Крестинский Н.Н., первый заместитель наркома иностранных дел СССР;
Розенгольц А.П., народный комиссар внешней торговли СССР;
Иванов В.И., народный комиссар лесной промышленности СССР;
Чернов М.А., народный комиссар земледелия СССР;
Гринько Г.Ф., народный комиссар финансов СССР;
Зеленский И.А., председатель Центросоюза;
Икрамов А., первый секретарь ЦК КП(б) Узбекистана;
Ходжаев Ф., председатель Совнаркома Узбекской ССР;
Шарангович В.Ф., первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии;
Зубарев П.Т., заместитель наркома земледелия РСФСР;
Буланов П.П., секретарь НКВД СССР;
Левин Л.Г., доктор медицинских наук, бывший лечащий врач Горького;
Казаков И.Н., бывший лечащий врач Менжинского;
Максимов-Диковский В.А., бывший помощник Куйбышева;
Крючков П.П., бывший секретарь Горького;
Плетнев Д.Д., профессор, бывший врач-консультант Горького и Куйбышева;
Раковский Х.Г., начальник Управления научно-исследовательских институтов Наркомздрава РСФСР;
Бессонов С. А., член партии с 1920 года, советник полпредства СССР в Германии.

Основные тезисы обвинительного заключения следующие:

Во-первых,

«Произведенным органами НКВД расследованием установлено, что по заданию разведок враждебных к СССР иностранных государств обвиняемые по настоящему делу организовали заговорщическую группу под названием «право-троцкистский блок», поставившую своей целью свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя, восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии, расчленение СССР и отторжение от него в пользу указанных выше государств Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и Приморья»2.

Во-вторых,

«Участники «право-троцкистского блока» все свои надежды в борьбе против существующего в СССР общественного и государственного социалистического строя и за захват власти возлагали исключительно на вооруженную помощь иностранных агрессоров, обещавших оказать заговорщикам эту помощь на условиях расчленения СССР и отторжения от СССР Украины, Приморья, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении и Азербайджана.

Такое соглашение «право-троцкистского блока» с представителями указанных выше иностранных государств облегчалось тем, что многие руководящие участники этого заговора являлись давнишними агентами иностранных разведок, осуществлявшими в течение многих лет шпионскую деятельность в пользу этих разведок».

В-третьих,

«Осуществляя свои преступные замыслы, антисоветские заговорщики, по прямым директивам иностранных фашистских разведок, организовали в отдельных республиках, краях и областях Советского Союза разветвленную сеть диверсионных и вредительских гнезд, охватив ими ряд предприятий промышленности, транспорта, сельского хозяйства и системы товарооборота.

Заключив соглашение с фашистскими кругами о предательском открытии армиям этих фашистских государств наших фронтов во время войны, участники право-троцкистского заговора готовили подрыв материально-технической базы Красной Армии - оборонной промышленности.

Рядом подготавливаемых ими разрушительных диверсионных действий заговорщики рассчитывали во время войны взорвать и уничтожить решающие оборонные предприятия нашей социалистической родины. Они подготовляли также проведение крушений железнодорожных воинских поездов с массовыми человеческими жертвами».

Причем, следствием было установлено, что некоторые диверсионные акты были все же осуществлены:

«Ряд совершенных в ДВК диверсионных актов был подготовлен и проведен участниками антисоветского заговора по прямым директивам японских разведывательных органов и врага народа Л. Троцкого. Так, по директиве японской разведки было организовано крушение товарного поезда с воинским грузом на ст. Волочаевка и на перегоне Хор-Дормидонтовка поезда № 501, когда было убито 21 человек и ранено 45 человек. По тем же указаниям японцев были совершены диверсии на шахтах №№ 10 и 20 в Сучане».

В-четвертых, следствием был вскрыт целый ряд вредительских мероприятий в сфере народного хозяйства.

«Обвиняемый Гринько показал:

«Подрывная работа по Наркомфину преследовала основную цель: ослабить советский рубль, ослабить финансовую мощь СССР, запутать хозяйство и вызвать недовольство населения финансовой политикой советской власти, недовольство налогами, недовольство плохим обслуживанием населения сберегательными кассами, задержками в выдаче заработной платы и другое, что должно было привести к организованному широкому недовольству советской властью и облегчить заговорщикам вербовку сторонников и разворот повстанческой деятельности».

Обвиняемый Зеленский и организованные им в Центросоюзе и системе кооперации вредительские группы запутывали планирование по таким товарам, как сахар, масло, яйца, махорка и т.п., умышленно задерживали продвижение товаров в деревню, запутывали всячески учет и отчетность, что содействовало безнаказанному расхищению и разбазариванию государственных средств, поощряли обсчитывание и обкрадывание потребителя.

Говоря об установленной им в Центросоюзе вредительской системе учета товаров и отчетности, обвиняемый Зеленский показал:

«При таком положении вор оставался безнаказанным, а честный работник, вследствие сложного учета, запутывался и незамедлительно попадал в растратчики».

В-пятых, следствием было установлена причастность подсудимых к организации террористических актов против руководителей советского государства и видных общественных деятелей.

«Переход «право-троцкистского блока» к террору обвиняемый Рыков мотивировал следующим образом:

«При нелегальном заговорщическом характере контрреволюционной организации правых, при отсутствии какой-либо массовой базы для ее контрреволюционной работы, при отсутствии надежды каким-либо другим путем прийти к власти, принятие террора и «дворцового переворота» давало, по мнению центра, какую-то перспективу»».

И далее еще из показаний Рыкова:

«К тому времени мы уже стали на путь террора как одного из методов нашей борьбы с советской властью... Эта наша позиция вылилась в совершенно конкретную нашу и, в частности, мою деятельность по подготовке террористических актов против членов Политбюро, руководителей партии и правительства, а в первую очередь, против Сталина, Молотова, Кагановича и Ворошилова. В 1934 г. уже я дал задание следить за машинами руководителей партии и правительства созданной мною террористической группе Артеменко».

А вот что показал Ягода:

«О том, что убийство С.М. Кирова готовится по решению центра заговора, я знал заранее от Енукидзе. Енукидзе предложил мне не чинить препятствий организации этого террористического акта, и я на это согласился. С этой целью я вызвал из Ленинграда Запорожца, которому дал указания не чинить препятствий готовящемуся террористическому акту над С.М. Кировым».

Это же подтвердили на следствии Запорожец и Енукидзе».

Кстати, одним из «аргументов» в пользу фальсификации всех трёх «Московский процессов» антикоммунисты называют тот факт, что обвинения в убийстве Кирова звучали на каждом процессе. Дескать, за одно и то же убийство осудили разных людей. Хотя, на самом деле, речь идет лишь о том, что вскрывались новые обстоятельства. Да, непосредственными организаторами убийства были зиновьевцы, но позже выяснилось, что к преступлению были причастны и правые, вроде того же Енукидзе и Ягоды.

«Как установлено следствием по настоящему делу, А.М. Горький, В.Р. Менжинский и В.В. Куйбышев пали жертвами террористических актов, осуществленных по заданию объединенного центра «право-троцкистского блока».

О причинах, побудивших право-троцкистских заговорщиков на неслыханное по своей чудовищности убийство А.М. Горького, обвиняемый Ягода показал:

«Объединенный центр право-троцкистской организации в течение долгого времени пытался обработать Горького и оторвать его от близости к Сталину. В этих целях к Горькому были приставлены Каменев, Томский и ряд других. Но реальных результатов это не дало. Горький по-прежнему верен Сталину и является горячим сторонником и защитником его линии. При серьезной постановке вопроса о свержении сталинского руководства и захвате власти право-троцкистами центр не мог не учитывать исключительного влияния Горького в стране, его авторитет за границей. Если Горький будет жить, то он подымет свой голос протеста против нас. Мы не можем этого допустить. Поэтому объединенный центр, убедившись в невозможности отрыва Горького от Сталина, вынужден был вынести решение о ликвидации Горького».

Причем показания Ягоды подтверждались и другими подсудимыми. Так, Рыков по данному вопросу показал следующее:

«Мне известно, что Троцкий через своих представителей в контактном центре всячески разжигал злобные настроения в отношении Горького. Это, естественно, объясняется тем, что Троцкому было хорошо известно, что Горький считает его проходимцем и авантюристом. С другой стороны, общеизвестна близость Горького к Сталину, и то обстоятельство, что он является несгибаемым политическим сторонником Сталина, вызывало злобное отношение к нему нашей организации.

В 1935 г. я беседовал с Енукидзе, который прямо мне заявил, что троцкистско-зиновьевская часть блока настаивает на ликвидации политической активности Горького и для осуществления этого не остановится ни перед какими средствами. Из этого разговора мне стало ясно, что может пойти речь и о террористических методах ликвидации Горького».

О том, как конкретно было организовано убийство Горького, дал показания подсудимый Буланов, действовавший по указанию Ягоды:

«В умерщвлении А.М. Горького принимали непосредственное участие профессор Плетнев, доктор Левин и секретарь Горького Крючков. Я лично, например, был свидетелем того, как Ягода неоднократно вызывал к себе Крючкова, советуя последнему простудить Горького, вызвать у него тем или иным путем болезнь. Ягода подчеркивал, что состояние легких у Горького таково, что всякое простудное заболевание ускоряет шансы его гибели. А уже остальное довершат Плетнев и Левин, которые на этот счет имеют соответствующие задания».

Сам Плетнёв дал следующие показания:

«Ягода мне заявил, что я должен помочь ему в физическом устранении некоторых политических руководителей страны. Он прямо предложил мне воспользоваться своим положением лечащего врача у В.В. Куйбышева и A. М. Горького и ускорить их смерть путем применения неправильных методов лечения. Я пытался отказаться, но, в конце концов, был вынужден согласиться. После этого Ягода сообщил, что моим сообщником будет доктор Левин, а в отношении А.М. Горького, кроме того, и секретарь А.М. Горького - Крючков П.П.

Приняв это страшное задание Ягоды, я вместе с доктором Левиным выработал план убийства А.М. Горького и В.В. Куйбышева.

Должен признать, что в моем согласии на эти преступления сыграли свою роль и мои антисоветские настроения. Эти свои антисоветские настроения я до ареста всячески скрывал, двурушничая и заявляя о том, что я советский человек».

Показания Плетнёва подтвердил и Левин:

«Я признаю себя виновным в том, что, применив умышленно неправильное лечение и использовав несоответствующие данному заболеванию лекарства, я вместе с моими сообщниками, по согласованию с Ягодой, был виновником преждевременной гибели Максима Горького и Куйбышева».

Обвиняемые Левин и Плетнев на следствии дали подробные показания о том, как они практически осуществили умерщвление А.М. Горького и B. В. Куйбышева».

К показаниям Плетнева и Левина, которые они дали в суде, мы еще вернемся.

В самом начале процесса все подсудимые, кроме Крестинского, признали себя виновными в предъявленных им обвинениях. Крестинский отрицал свою причастность к право-троцкистскому блоку.

В рамках данного исследования я не буду подробно анализировать показания всех подсудимых, которые они дали в суде. Интересующийся читатель всегда может ознакомиться со всеми этими документами полностью, благо они есть в открытом доступе. Обратимся лишь к наиболее интересным показаниям фигурантов данного процесса.

Вот, к примеру, фрагмент показаний Бессонова, советника полпредства СССР в Германии, о помощи троцкистам. Речь идет о сотруднике советского полпредства в Германии Райхе:

«БЕССОНОВ. Райх заявил, что техника связи представляет собой очень простое несложное дело, правда, это требует довольно большого количества денег и большой скромности от человека, который осуществляет эту связь. Но со стороны сотрудника советского торгового представительства, который всюду ездит с советским паспортом, это довольно затруднительно, потому что на каждой границе он будет вызывать специальное внимание пограничников, и с этой точки зрения нужно найти другого человека, который мог бы мог осуществлять эту работу по связи таким образом, чтобы курсировать по границе, не возбуждая подозрение.

Тогда об этом было сообщено Пятакову. Он сказал, что иностранца искать для этой цели нет смысла, а можно Райха сделать иностранцем. И, действительно, Райх стал иностранцем, т.е. в 1931 г., я думаю, это было в декабре месяце, Райху удалось не без помощи троцкистов превратиться в Карла Иогансона.

ВЫШИНСКИЙ. Как вы сказали? При помощи троцкистов? И их денег?

БЕССОНОВ. Да, при помощи троцкистов.

ВЫШИНСКИЙ. При помощи троцкистов он получил паспорт?

БЕССОНОВ. Я знаю, что получение паспорта связано с подкупом должностных лиц, но я не исключаю возможности, что это имело место при денежной поддержке троцкистов, потому что мне Пятаков говорил, что это стоит известных денег.

ВЫШИНСКИЙ. Троцкисты достали паспорт?

БЕССОНОВ. Нет, паспорт они достали датской натурализации.

ВЫШИНСКИЙ. Но все это было подложной механикой, на самом деле он не датчанин, в Дании до этого не был?

БЕССОНОВ. Никогда он не был в Дании.

ВЫШИНСКИЙ. Какая же тут натурализация, когда он не был в Дании. Словом, это было какой-то не совсем скромной операцией.

БЕССОНОВ. Паспорт был форменный, настоящий.

ВЫШИНСКИЙ. Но по существу?

БЕССОНОВ. По существу здесь имело место, прежде всего, двойное гражданство. В конце 1931 г. или в начале 1932 г. Райх, будучи советским гражданином, сотрудником торгпредства сделался, благодаря содействию троцкистов и деньгам, датским гражданином. Весной 1932 г. он был откомандирован в Москву, но в Москву он не поехал и стал невозвращенцем. И с тех пор я его знаю как Иогансона, который служит для связи между мною и Троцким.

ВЫШИНСКИЙ. Райх стал датчанином и невозвращенцем. Он был двойником?

БЕССОНОВ. Некоторое время он имел два гражданства, из них одно - советское гражданство - было открытое, а датское - тайное.

ВЫШИНСКИЙ. Какое гражданство было открытое?

БЕССОНОВ. Советское гражданство было открытое, а датское - тайное.

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, здесь подлог, и, кроме того, невозвращенчество, а это измена уже, когда советский гражданин превращается в невозвращенца, этим самым он изменяет своей родине.

БЕССОНОВ. Безусловно.

ВЫШИНСКИЙ. Вы это знали и этому делу содействовали, так я понимаю?

БЕССОНОВ. Это совершенно правильно».

Как мы видим, сотрудник советского полпредства признается в своей причастности, фактически, к шпионажу и измене родине.

А вот его же показания по поводу директив Троцкого о терроре и убийстве Горького:

«Затем он остановился на вопросе о методах работы троцкистских организаций в Советском Союзе, с особой силой подчеркнув вопрос о необходимости обострения самых крайних террористических методов борьбы. Здесь он сказал как раз те слова, которые приведены в обвинительном заключении и сегодня здесь зачитаны, слова о том, что было бы, конечно, непростительным жеманством, если бы мы, его сторонники в Советском Союзе, не перешли сейчас к прямому уничтожению и устранению Сталина и всех его ближайших сторонников.

Неожиданно для меня он остановился в этой связи на Максиме Горьком, характеризуя роль Максима Горького как совершенно исключительную в смысле его влияния не только в Советском Союзе, но, прежде всего и раньше всего, за границей, указывая на его чрезвычайную близость к Сталину и на то, что высказывания Максима Горького самым определенным образом отталкивают многих сторонников Троцкого из европейской интеллигенции от него, приближая их к позиции руководства партии. И в этой связи он пришел к выводу и прямо мне сказал о необходимости устранить Горького, сказал те самые слова, которые здесь приводились о необходимости физического уничтожения Горького во что бы то ни стало. Такая была директива».

А вот что показал о террористических методах борьбы бывший наркомфин Гринько:

«Хочу сказать о двух подготовлявшихся, но неосуществленных террористических актах. Это относится уже к последнему периоду, - примерно, к первой половине 1937 г. - связанному с начавшимся разгромом заговорщических организаций. Когда прошел процесс Пятакова и др., затем начались серьезные аресты заговорщиков в армии, в право-троцкистском центре, особенно после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) в 1937, была большая растерянность. Тем более, что к этому времени, по существу, наши руководящие люди правотроцкистского блока - Бухарин и Рыков - фактически отошли от активной работы в связи с тем, что их имена были названы на одном из предшествующих процессов, и работа заговорщиков, что называется, развалилась. Тогда мне рассказывал об этом Гамарник, причем он ссылался на то, что он советовался об этом ранее с Рыковым и Бухариным. Тогда стоял вопрос о том, что должно быть сделано что-нибудь чрезвычайное для того, чтобы спутать карты и задержать то наступление на заговорщиков, которое вели в этот период партия и органы НКВД. После февральского Пленума ЦК в кругах заговорщиков была поднята кампания против Ежова, в котором концентрировалась целеустремленность и собранность партии по разгрому заговорщиков. В право-троцкистском центре эта кампания шла по двум направлениям: с одной стороны - дискредитировать Ежова и его работу внутри партии, оклеветать его. Ставился также прямо вопрос о необходимости убрать Ежова как человека наиболее опасного для заговорщиков».

Его же показания о вредительстве в Наркомате финансов:

«В области сберегательного дела было проведено два мероприятия, связанных с сокращением сети сберегательных касс и с кампанией по залогу облигаций государственных займов. Сокращенная сеть сберегательных касс была не подготовлена к этому широкому мероприятию, а т.к. эти операции связаны с обезличиванием десятков миллионов людей, то они вызывали раздражение широких масс населения».

«В области товарооборота Зеленский и другие вредители в этой области, например, Болотин по Наркомвнуторгу осуществляли подрывную работу, создавая товарный голод, товарные затруднения в стране. Это относится как к пищевым, продовольственным товарам, так и к товарам первой необходимости. Скажем, громадное значение имеет вопрос о правильном территориальном распределении товарных масс в соответствии с размерами урожая, с размерами покупательного спроса населения, с зажиточностью населения в отдельных районах. Зеленский, по директивам право-троцкистского блока, в недородные районы завозил большую массу товаров, а в урожайные районы меньшую, что создавало затоваривание в одних районах и товарную нужду, в других».

Конечно, можно сказать, что тут мало конкретики. Однако сам Зеленский подтвердил показания Гринько.

А вот фрагмент показаний Рыкова о том, что он был осведомлен о заговоре Тухачевского.

«РЫКОВ. Я знал о военной группе Тухачевского.

ВЫШИНСКИЙ. Что вы знали?

РЫКОВ. Эта военная группа была организована независимо от блока, независимо от оттенков - троцкисты это или бухаринцы. Военная группа ставила своей целью насильственное устранение правительства Союза и, в частности, участвовала в подготовке кремлевского переворота.

ВЫШИНСКИЙ. Об этом вам было известно?

РЫКОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Когда вы об этом узнали?

РЫКОВ. Я узнал об этом от Томского в 1934 г».

В этом ключе самоубийство Томского выглядит именно как попытка уйти от ответственности, о чем изначально и говорил Сталин.

А вот что показал бывший нарком земледелия Чернов о вербовке его советской разведкой. Предыстория вопроса такова, что ему, как бывшему меньшевику, Рыков поручил в конце 1920-х годов на фоне сложностей с коллективизацией в СССР связаться с представителями 2-го Интернационала, а именно, с Даном. Контакты эти требовалось установить с целью дискредитации советской политики в сельском хозяйстве и в расчете на скорые крестьянские восстания и поражение советской власти в СССР. Данное поручение Чернов выполнил, а затем попал в неприятную историю. В автобусе, на котором он ехал, случилась потасовка. Его толкнул немец, он ответил, в итоге оказался в полицейском участке.

«ЧЕРНОВ: Я в полицпрезидиуме протестовал и требовал, чтобы меня выпустили. Мне сказали, что я должен дожидаться утра и прихода начальника. Я переночевал там. Утром явился какой-то чиновник, хорошо говоривший по-русски, которому я тут же заявил протест. Он говорит, что должен доложить начальнику. Через некоторое время явился человек. Он назвался полковником Обергауз. Он вынул протокол, перевел мне его, я обвинялся в изувечивании немцев и в том, что я должен отвечать как уголовный преступник, а кроме того, копию этого протокола сказали мне направить в наше полпредство, и тут же предложил мне стать сотрудником немецкой охранки, немецкой разведки. Я отказался. Тогда Обергауз сказал, - что я, дескать, знаю кое-что о ваших делах в Германии. Я спросил, что? Он ответил, - о ваших встречах с Даном, и показал мне несколько фотокарточек встреч с Даном, снятых как в Кенигштейне, так и в Берлине, и, кроме того, передал мне коротко содержание беседы с Даном.

Причем в этом изложении было ясное повторение слов Дана. Тогда для меня стало абсолютно ясно, что та ловля меня, которая происходила в Германии, организовывалась немецкой разведкой при полном содействии самого Дана и при участии Дана, и что сам Дан, безусловно, является агентом немецкой разведки».

В итоге, по признанию Чернова, он стал агентом немецкой разведки и начал получать от нее задания. Дальнейшие показания Чернова представляют чрезвычайный интерес.

«ВЫШИНСКИЙ. В чем выразилось ваше сотрудничество с германской разведкой?

ЧЕРНОВ. Мне советовал Обергауз, во избежание провала, не расширять сильно связь с правыми, а держать связь с ограниченным количеством людей и закрепить эту связь. Тут же Обергауз сказал, что в течение некоторого времени меня в Москве не будут беспокоить, давая возможность наладить мою разведывательную работу в Советском Союзе. И, действительно, сначала ко мне никто не являлся, прошло несколько месяцев, и у меня произошла сначала встреча с представителем немецкой разведки.

ВЫШИНСКИЙ. Как же она произошла?

ЧЕРНОВ. Я работал тогда, не помню, заместителем наркома или членом коллегии Наркомторга, ко мне позвонили из информбюро Наркоминдела и сообщили, что корреспондент немецкой газеты «Берлинер-Тагеблат» Пауль Шефер должен со мной поговорить по вопросам информации. Я должен сообщить ему сведения, которые не являются секретными. Действительно, через некоторое время ко мне явился Шефер и сказал, что он явился от полковника Обергауза и назвал мне пароль «Рейнольд»; это была моя кличка как немецкого шпиона. Я спросил Шефера, что требуется полковнику Обергаузу? В данное время он потребовал от меня информации по вопросам внутрипартийной жизни, по вопросам состояния работы среди правых, троцкистов, о положении в деревне. Кроме этого, потребовал специальные сведения о запасах промышленных товаров. Особенно интересовался он запасами промышленных товаров в городе. Потребовал сведений о ходе хлебозаготовок и о мобилизационных запасах хлеба. Одну часть требуемых сведений - об информации положения в партии, о работе среди правых - я ему тут же передал словесно, а сведения цифрового порядка передал ему через несколько дней.

После этого у меня был ряд периодических встреч с Шефером. Я передавал для немецкой разведки информации и через него получал от немецкой разведки указания об организации вредительской работы.

Я имел особенно продолжительную беседу с Шефером по вопросу организации вредительской работы в области заготовок и хлебоснабжения.

Основное задание, которое немецкая разведка мне тогда дала, заключалось в том, чтобы организовать порчу хлеба в стране. Для этого надо было задержать строительство складов и элеваторов, чтобы создать разрыв между растущими хлебозаготовками и складской емкостью и, тем самым, как говорил Шефер, добиться двух вещей: во-первых, самой порчи хлеба, и во-вторых - вызвать озлобление крестьян, которое неминуемо, если они увидят, что хлеб гибнет. Требовалось только организовать сплошное заражение хлебных складов амбарными вредителями и, особенно, клещом. Шефер особенное требование предъявлял к организации заражения амбарными вредителями и клещом мобилизационных запасов. Эти задания, полученные от Шефера, мною выполнялись. Затем Шефер из СССР уехал. Перед отъездом он сообщил мне о том, что, ввиду опасности провала, он должен уехать в Германию, но немецкая разведка не преминет со мной связь установить».

Сразу, конечно, бросается в глаза, что придумать столь подробные показания не реально. Если предположить, что фантазии хрущевских фальсификаторов были правдой, то следовательский корпус НКВД должен был быть поголовно укомплектован членами Союза писателей.

А вот показания Чернова о выполнении поручений немецкой разведки:

«ВЫШИНСКИЙ. Скажите более подробно о падеже скота, откуда получали бактерии, какие и т.д.

ЧЕРНОВ. Я должен сказать, о том, что я сейчас буду рассказывать, я рассказывал и Рыкову при своих встречах с ним в 1935 г. Я говорил, что мною подготовлены такие-то диверсионные акты, и получил одобрение со стороны Рыкова.

Мною были проведены следующие диверсионные акты. Для того, чтобы добиться падежа скота в Восточной Сибири, я предложил начальнику Ветеринарного управления Гинзбургу, участнику организации правых, а через него начальнику Ветснабжения, также участнику организации правых, не завозить противоязвенные биопрепараты в Восточную Сибирь, зная о том, что в Восточной Сибири очень опасно по части сибирской язвы. Препараты эти туда завезены не были. Подготовка эта велась в 1935 г., и когда весной 1936 г. там вспыхнула сибирская язва, то оказалось, что действительно препараты туда завезены не были и, тем самым, было погублено (я точно не могу сказать), во всяком случае, больше 25.000 лошадей.

Второе. Я поручил Гинзбургу и заведующему бактериологическим отделом Бояршинову произвести искусственное заражение Ленинградской области свиной рожей, а в Воронежской и Азово-Черноморском крае - чумой. Выбрал я эти две бактерии, потому что прививка эта производится свиньям не убитыми микробами, а живыми, только ослабленными. Поэтому технически организовать искусственное заражение было довольно просто. Во-вторых, потому что по этим двум болезням существует правильный порядок, при котором, в случае заболевания чумой в той или иной местности, подлежит поголовный прививке все, находящееся в этой местности, поголовье свиней. Это давало возможность сразу придать массовый характер этому заболеванию.

С этой целью были выделены, по моему предложению, фабрики: Ка-шинцевская, Орловская и Ставропольская. Там были изготовлены биопрепараты с неослабленными бактериями под особыми номерами серий. Номера этих серий были сообщены Бояршинову, который сообщил их на места тем начальникам ветуправлений, на которых можно было положиться в этом случае, а они, в свою очередь, передали их в районы тем ветврачам, [в районы,] которые были антисоветски настроены и в случае большого падежа скота не стали бы поднимать большого шума.

Таким образом, эти биопрепараты были завезены, и искусственная прививка была произведена в этих трех областях.

Трудно оценить результаты, но, во всяком случае, нужно считать, что, благодаря этому диверсионному акту, было погублено несколько десятков тысяч свиней».

Ну, то есть сотрудники НКВД, которые «фальсифицировали» дела, должны были быть не только писателями, но и вирусологами, чтоб придумать столь хитрую схему заражения поголовья свиней.

Интересны и показания подсудимого Иванова, бывшего наркома лесной промышленности СССР. Как оказалось, он до революции являлся агентом царской охранки, а в конце 20-х годов примкнул к правым и сформировал организацию правых в Северном крае.

«ВЫШИНСКИЙ. Я спрашиваю, какое задание давал Бухарин?

ИВАНОВ. Бухарин дал задание - силами правых организаций приступить к подготовке поражения советской власти при интервенции, при войне с капиталистическими фашистскими государствами.

ВЫШИНСКИЙ. Вот теперь я слышу прямой ответ. Успеете еще рассказать о том, что вы захотите, но сейчас я веду допрос и я ставлю те вопросы, которые интересуют суд. В 1934 г. Бухарин дает установку на подготовку в благоприятных условиях поражения советской власти, в случае нападения интервентов?

ИВАНОВ. Да, и рекомендует следующую систему мероприятий: во-первых, перейти к организации повстанческих групп так и таким образом, чтобы они могли во время войны перерезать коммуникационные связи в Северном крае, т.к. Архангельск и Северный край...

ВЫШИНСКИЙ. «Так как» мы не будем говорить - мы понимаем, для чего это должно было быть сделано. Нам интересно - что он вам предлагал организовать повстанческие отряды для борьбы с советской властью.

ИВАНОВ. Да, развернуть повстанческие отряды, развернуть диверсионную и вредительскую работу и организовать террористические группы».

И далее о своих связях через Бухарина с английской разведкой:

«ВЫШИНСКИЙ. А какие указания давал Бухарин насчет шпионажа?

ИВАНОВ. Он сказал о том, что Лобов специально организует это дело, и он должен меня информировать о том, как это дело будет осуществляться.

Он сказал: «вы должны резиденту, который будет там посажен, своей партийной организацией оказывать всемерную помощь с тем, чтобы обслуживать потребности английской разведки.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, Бухарин вам давал наставления о том, как обслуживать английскую разведку?

ИВАНОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. А чем аргументировал Бухарин свое указание вам связаться с английской разведкой?

ИВАНОВ. Он говорил, что эта страна имеет очень большие интересы в Северном крае. Он говорил, что с этой страной у центра правых есть соглашение о помощи правым в свержении советской власти и в удержании власти капиталистов в России, и что в этом соглашении предусматривается обеспечение интересов английских лесопромышленников лесным хозяйством Северного края. Бухарин ставил вопрос о том, что лесопильные заводы надо будет сдать в концессию англичанам, а новые лесопильные заводы, которые были построены при советской власти, придется отдать в счет погашения царских долгов. Затем в 1934 г. он поставил вопрос о том, что мы должны будем все-таки сегодня уже реально расплачиваться. Он сказал, что мы должны выдавать авансы английской буржуазии с тем, чтобы, с одной стороны, не потерять поддержку для себя, а с другой стороны - не потерять доверия. В соответствии с этими указаниями через Розенгольца и Лобова были осуществлены следующие мероприятия.

Лес, наиболее высококачественный, продавался по сниженным ценам. На этом Советскому государству в валюте нанесен ущерб в несколько миллионов рублей. Бухарин пояснял эту меру как аванс английской буржуазии за ту поддержку, которая ею обещана. Иначе, говорил он, нас не будут считать серьезными людьми и потеряют к нам доверие».

Как мы видим, в соответствии с показаниями Иванова, Бухарин был связан с английской разведкой, то есть являлся шпионом. Однако, помимо этого, он дал показания и о причастности Бухарина к террористической деятельности.

«ИВАНОВ. Перед нашей организацией в Северном крае была поставлена задача создать террористическую группу.

ВЫШИНСКИЙ. Кем была поставлена эта задача?

ИВАНОВ. Бухариным. Бухарин несколько раз к этому делу возвращался, в частности, после убийства Кирова. Он говорил о том, что выстрел в Кирова показал, что одиночные террористические акты результатов не дают, что нужно готовить массовые террористические акты, и только тогда мы получим результат. Его установка была на то, чтобы ликвидировать руководство партии, причем были такие рассуждения: если это удастся сделать до войны, тогда дело будет ясно и, возможно, вслед за этим вспыхнет немедленная война с Советским Союзом. Если же нам почему-либо не удастся осуществить акты по ликвидации руководства партии до войны, то мы это сделаем во время войны, что внесет большое смятение, подорвет обороноспособность страны и будет резко содействовать поражению советской власти в войне с империалистами. Бухарин просил назвать нам фамилии людей, которых мы завербовали в качестве террористов. Мы передали фамилии этих людей Бухарину».

Когда же Вышинский начал допрашивать Бухарина в связи с показаниями Иванова, он начал вихлять.

«БУХАРИН. Мною никаких директив Иванову в этом смысле [речь идет об организации повстанческих отрядов - Н.Ф.] не давалось.

ВЫШИНСКИЙ. А Иванов говорит, что директивы давались.

БУХАРИН. Совершенно естественно, что Иванов говорит...

ВЫШИНСКИЙ. Да, Иванов это говорит, а вы утверждаете, что прямых директив вы Иванову не давали, но у вас была «повстанческая ориентация».

БУХАРИН. Совершенно понятно, что из этой ориентации вытекают для практики и соответствующие выводы. Если я делаю такую ориентацию, то я отвечаю и за выводы, которые мною не сказаны. Так что, с точки зрения криминала, я прошу судить меня и за то и за другое, и я отвечу...»

А вот фрагмент из показаний Зубарева, занимавшего должность заместителя Наркома земледелия СССР.

«ВЫШИНСКИЙ. В чем ваша преступная деятельность заключалась в Наркомземе РСФСР?

ЗУБАРЕВ. Здесь моя преступная деятельность заключалась, прежде всего, в неправильном планировании посева овощей, в частности, уделялось слабое внимание развитию посевов овощей в наших восточных районах, где развитие овощеводства имело громадное значение, особенно в связи с развитием промышленности, в частности, на ДВК и в Западно-Сибирском крае. Завоз туда овощей из основных овощных районов центральной части России составлял величайшие экономические трудности и загружал транспорт чрезвычайно невыгодным грузом, - это, во-первых. Во-вторых, проводилась точно такая же работа в отношении слабого развития питомников по плодовым растениям. Плодоводство за последнее время начало чрезвычайно быстро развиваться, колхозное население стало предъявлять все более растущий спрос в связи с увеличением материального благосостояния. ...а мы не в состоянии были этот спрос удовлетворить. Слабое развитие питомников точно так же осуществлялось как одно из вредительских мероприятий.

По линии совхозов (правда, в Наркомземе РСФСР мы располагали ограниченным количеством совхозов) основное вредительство заключалось в том, что до самого последнего времени не были установлены правильные севообороты, а в целом ряде совхозов вовсе не было севооборота. Все это естественно снижало урожай. Целый ряд совхозов, имевших большое количество скота, вследствие неправильного построения севооборотов оставались без кормов, в результате - падеж скота, медленное развитие скотоводства. Почему я говорю только об этом круге мероприятий? Дело в том, что по линии Наркомзема РСФСР круг наших мероприятий был крайне ограничен, ибо основные мероприятия были сосредоточены по линии Наркомзема Союза».

А вот, что рассказал Рыков о создании нелегальной организации правых в конце 1920-х - начале 1930-х годов.

«Таким образом, эта деятельность по созданию нелегального костяка организации, она в тот момент, с 1928 по 1930 гг. прошла и не могла не пройти по всему Союзу. Главными составными частями того, что вошло в состав контрреволюционной организации в Москве, был Томский со своими профессионалистами. Бухарин со своими связями, в частности, со своими учениками, с его «школкой», потом я с целым рядом своих сторонников, затем Угланов с группой своих сторонников из Москвы. Это сразу составило организацию правых. До 1930 г. шло накопление этой организации и использование открытых выступлений для вербовки сторонников и создания определенной популярности организации.

В этих же целях, в целях борьбы с партией мы использовали профсоюзный съезд. Почти все 93 человека, которые голосовали за Томского и против партии на профсоюзном съезде вошли в нашу контрреволюционную организацию».

Однако переходом на нелегальное положение дело не закончилось. Рыков, к примеру, дал показания об организации правыми кулацких выступлений на Северном Кавказе:

«РЫКОВ. Центр правых обращал на Северный Кавказ особое внимание в связи с большим удельным весом казачества и зажиточного крестьянства и специфическими традициями, так и ввиду его политического и хозяйственного значения как области, граничащей с Украиной, имеющей большое количество национальных республик и дающей большое количество хлеба.

Туда в 1928 г. ездил специально Эйсмонт в целях организации нашего участия в кулацком движении, т.к. оно развивалось там довольно сильно. Эйсмонт поехал туда с моего ведома и после предварительного разговора со мной, с целью, как я уже сказал, всемерного обострения кулацкого движения на Северном Кавказе и содействия его распространению. После этого он мне сообщил, что связался с Пивоваровым и туда, кроме Эйсмонта, был послан Слепков, один из видных членов бухаринской организации. Он был послан с ведома и по инициативе Бухарина.

ВЫШИНСКИЙ. С ведома Бухарина?

РЫКОВ. По его инициативе, по-моему, Бухарин не будет от этого отказываться. Я посылал Эйсмонта и Смирнова, а он послал Слепкова.

ВЫШИНСКИЙ. С какими конкретными заданиями поехал Слепков?

РЫКОВ. Подробные задания давал Бухарин, но основное задание было, как я уже сказал, всемерное обострение недовольства кулаков, вплоть до всякого рода открытых выступлений.

ВЫШИНСКИЙ. Т.е., иначе говоря, для организации кулацких выступлений, кулацких восстаний?

РЫКОВ. Конечно. Я это и сказал. Только в тех случаях, когда нет данных для вооруженных выступлений, тогда устраивать невооруженные выступления».

Показания Рыкова подтвердил и Бухарин:

«ВЫШИНСКИЙ. Стало быть, весной 1932 г. по прямому заданию центра и, в частности, Рыкова и Бухарина направляется на Северный Кавказ один из ваших ближайших соучастников по подполью - Слепков - для всемерной, как сказал Рыков, организации кулацких выступлений. Правильно это?

БУХАРИН. Я уже сказал, что подтверждаю от первого до последнего слова все то, что сказал здесь Рыков.

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, вы послали Слепкова для организации кулацких восстаний на Северном Кавказе?

БУХАРИН. Следовательно, послал для того, чтобы поднять восстание.

ВЫШИНСКИЙ. Вы лично инструктировали Слепкова?

БУХАРИН. Слепков никакого инструктажа не требовал, потому что он был достаточно квалифицированным человеком.

ВЫШИНСКИЙ. Квалифицированным в каком отношении?

БУХАРИН. Квалифицированным в том отношении, чтобы сделать необходимые организационные и практические выводы».

Другим направлением антисоветской деятельности правых была организация «дворцового переворота». Вот, что по данному вопросу показал Рыков:

«Этот план ставил себе целью арест членов правительства в связи с насильственным переворотом, произведенным заговорщической организацией, при помощи специальной организации, созданной для осуществления этого переворота. Эта мысль, поскольку я помню, среди правых возникла в 1933-1934 гг., когда она начала носить более или менее оформленный характер. Но также, как по отношению к террору, когда отдельные террористические высказывания были до того, как террор был принят центром правой организации, - точно так же по вопросу о дворцовом перевороте отдельные члены правой организации высказывались в пользу такого метода заговорщической деятельности до того, как центр правых оформил эту мысль и пытался ее осуществить. Это имело место, в частности, в отношении ко мне, когда ко мне в 1930 г. пришел один из членов организации с уже готовым разработанным планом дворцового переворота, с планом ареста правительства при помощи небольшой подготовленной вооруженной силы. В тот период я еще не говорил об этом ни с Томским, ни с Бухариным. Этот вопрос встал в 1933 г. Опорой для осуществления этого контрреволюционного плана явился Енукидзе, который вступил в качестве активного члена в организацию правых в 1933 г. Большую роль играл Ягода, который возглавлял ГПУ. Вот эти исходные линии, которые давали возможность приступить к организации... планов переворота.

Вернее, впоследствии правый центр вместе с Енукидзе и Томским от времени к времени информировал меня о ходе подготовки и осуществления этого. Неважно, в каком месяце это было, я помню, первая информация была о группе кремлевских работников, и особенно тут фигурировали Ягода, Петерсон, Горбачев, Егоров, я имею в виду не начальника штаба, не знаю, что он теперь делает, а Егорова - начальника кремлевской школы. Это три фамилии, которые играли большую роль в внутрикремлевской жизни, которые командовали школой и всем хозяйством в Кремле. Несколько раз Томский мне сообщал о привлечении через этих лиц - Енукидзе и Егорова - группы военных работников во главе с Тухачевским, которые тоже были подготовлены к этому плану и ведут в этом направлении работу. Он называл фамилии: Уборевича, был назван Корк. Вот основа отношений, которые давали возможность осуществления или, во всяком случае, попытки осуществления плана с точки зрения нанесения действительного вреда, внутреннего вреда, кроме сношения с заграницей. Реальная попытка не удалась, но она могла нанести очень серьезную рану социалистической свободе даже».

Написать
автору письмо

Ещё статьи
этого автора

Ещё статьи
на эту тему

Первая страница
этого выпуска

Поделиться в соцсетях