О некоторых аспектах достижения единомыслия
Мелкобуржуазная психология во многом диктуется объективным законом конкуренции, возведённым капитализмом в ранг всеобъемлемости. В стихии агрессивных общественных отношений капитализма каждая личность формируется в условиях потенциальной конкуренции со всеми остальными людьми. С недавнего времени уже с детства готовят жить по-волчьи, по принципу «здорового эгоизма». Взаимоистребляющая ненависть в надстройке - следствие всеобщей конкуренции в базисе.
Одним из наиболее зловредных последствий мелкобуржуазной психологии является чванливость, т. е. проявления беспочвенного ощущения личной исключительности в виде завышенной самооценки, эгоцентричности и тиранического отношения к другим людям. Чван воспитывается комплексом объективных и субъективных факторов капиталистического бытия. Разновидностью такого целенаправленного воздействия является внедрение в массовое сознание плюрализма и антисциентизма.
Любая теория и даже всякое понятие в современных условиях трактуются в первую очередь, а часто и в основном, как частный, индивидуальный взгляд на вещи. Так называемые лидеры общественного мнения не покладая рук трудятся над тем, чтобы в самых широких слоях населения с самого детства привить и на уровне условных рефлексов закрепить представление о наибольшей ценности именно собственного мнения, разумеется, совершенно независимого, особенно от истины.
Отдельным значительным уважением пользуется беспринципность отстаивания своего мнения. В качестве героев, например, подаются все антисоветские «мученики», дескать, преследовались за свои убеждения. На самом деле антисоветчики уголовно преследовались не за убеждения, а за действия или бездействие, образующие состав преступления. В таком случае нет никакой разницы в преследовании «за убеждение» антисоветчика или разбойника. И тот и другой убеждены в необходимости своих действий, совершили эти действия (антисоветская агитация или чего похуже в первом случае и разбой во втором). Как будто проблема в наличии убеждений, а не в антиобщественном, антинаучном содержании данных убеждений. Но пока что ни один демократ не решился отстаивать научность взглядов белогвардейцев, фашистов, троцкистов, бухаринцев или диссидентов. Напирают только на «героическое сопротивление системе». Сущностная разница между разбойником и Сахаровым лишь в том, что антиобщественные цели первого лежат на поверхности, выражаются в корысти, а у второго - опосредованно через политическую позицию. Но оба - поклонники отношений частной собственности, а значит, потенциальные жертвы «тоталитарного режима» социалистического государства. Тот факт, что к Сахарову применялись только меры административного принуждения следует отнести как минимум к недостаткам работы правоохранительных органов СССР.
Ленин и Сталин прилагали немало усилий для того, чтобы радикально повысить философскую культуру в первую очередь членов коммунистической партии. Диаматика, победоносно подтверждаясь на практике, постепенно должна была стать методом мышления сначала коммунистов, а затем и большинства населения. Но случилось всё иначе и теперь приходится пожинать плоды реакции даже в среде тех людей, которые называют себя марксистами.
Ясно, что мелкобуржуазная психология вызывает особый тип организационного поведения, метко прозванный Лениным барским анархизмом. В наше время это явление приобрело некоторые новые особенности, но в сущности является тем же меньшевизмом. Барский анархизм левых вращается вокруг неправильных взглядов на дисциплину и организацию и проявляется в том числе в сколачивании дурацких кружков с целью посиделок под видом образования (о правильных взглядах на самообразование читайте в статье А. Лбова «Кружковая работа и самообразование» № 32 от 2012 г.).
Но дело не только в психологии, организационный оппортунизм есть частный случай оппортунизма вообще. Поскольку левые, как правило, не владеют научным понятием коммунизма, диаматикой побед и поражений коммунизма в СССР, постольку не только цели их декларативны и туманны, но и организационные средства выработаны по принципу «делаю как могу, авось что выйдет».
Вообще говоря, состояние мировоззрения многих левых представляет собой некие форматы единомыслия. Например, в идеологии и деятельности активистов «Рабочего пути», РПР и РКРП нет особой разницы - они делают одно и то же, думают по сути одинаково, поэтому легко сходятся в практике. Их члены свободно мигрируют друг в друга. То же самое - и с КПРФ, Комросами и ОКП. Различия лишь в незначительных частностях, таких, как например разные фамилии одинаково бездарных и некомпетентных «вождей». Но это такой тип «единомыслия», который не только не повышает организационное качество и дисциплину, а наоборот, гарантирует меньшевистское болото вместо партии - что мы и наблюдаем в данных случаях.
Нам же нужно, чтобы единство мыслей вело к единству воли, дружной и сплочённой коллективной работе, основанной на осознании её объективной необходимости. Таким образом, в тех или иных формах встаёт вопрос об оптимальных способах формирования такого единомыслия.
Несомненно, что в идеальном виде единомыслие достигается путём самостоятельной, независимой, плодотворной выработки каждым диаматически подкованным товарищем системы объективных истин, образующих партийное мировоззрение. Остаётся лишь по-товарищески «сверить часы», обогатить друг друга в порядке обмена мнением отдельными частностями, в том числе тактическими, и оттенками не столь значительных соображений.
Однако исходя из господствующих представлений и сложившейся преимущественно самотёком практики, достижение идейно-организационного единства предполагается примерно следующим порядком. Некто посредством, как правило, теоретической работы выражает некоторую идейную позицию по важному вопросу современности. Другой активист принимает данные положения к размышлению и, сравнивая со своими представлениями, утверждает в первую очередь для себя полное или частичное согласие, либо, разумеется, категорическое несогласие. Так вокруг наиболее популярных более менее теоретически подкованных лиц формируются сообщества сторонников, периодически оформляющиеся в организации с программными положениями и уставами. Каждая новая идея, концепция и теория таким образом проходит путь от обнародования теоретиком активу, принятия активом к размышлению, а затем, соответственно, к формированию отношения к ним в виде полного или частичного согласия, либо непринятия.
Некоторые возразят, что крупные левые организации в современной России формировались не так. Они учреждались на волне бурных политических событий и набирали «массу» не путём роста согласия с их программными положениями, а по различным, иногда случайным причинам и поводам. Всё это так, и именно поэтому их фактическая программа, фактические представления членов этих организаций не марксистские, а в лучшем случае советско-патриотические. А по сути многие рядовые члены КПРФ, Комросов, ОКП, члены РКРП и других более мелких организаций в массе своей порядочные люди, выступающие под красными знамёнами за всё хорошее против всего плохого. То есть вне зависимости от разницы программных положений, это организации меньшевистского, а не большевистского кроя. И трагично то, что их руководство не просто сковано этим обстоятельством, но и пользуется им по сути в ходе реализации своих групповых целей - парламентских и протестных амбиций.
Парламентские и чиновничьи амбиции руководителей КПРФ и её «марксистских» отколов очевидны многим, но не все, даже критики экономизма РКРП, РПР, Рабочего пути, РРП и других подобных партий и движений, вполне ясно осознают, что усилия данных организаций и групп на ниве провоцирования экономического сопротивления и профсоюзнической активности вызваны не только и не столько искренними заблуждениями в марксисткой теории или неправильной тактической оценкой ситуации их руководства. На самом деле за этим экономизмом стоят амбиции Тюлькина, Ферберова, Батова, Туруло, Попова, Гагиной, Биеца и др. «вождей» возглавить рабочее движение, пусть и в форме экономической возни. А вот уже эти амбиции претворяются в партийной работе на почве теоретического невежества актива этих организаций. В этом смысле они ничем не отличаются, например, от Этманова, который действует разве что более свободно и откровенно.
Отсюда ясно, что политическая линия всех этих левых организаций формируется вокруг выступлений против тех или иных мер буржуазного правительства, а конструктивное «за» выражается исключительно двумя способами - участие в выборах или «подъём» пролетариата на экономическое сопротивление. Разумеется, КПРФ, Комросы, ОКП не против забастовок и «независимых профсоюзов», но упор они делают на выборы. Разумеется, РКРП, РПР, рабочисты не против осмысленного участия в выборах, но упор делают на «экономической борьбе» пролетариата. Поэтому программные положения о построении коммунизма повисают в воздухе, существуют в изолированном мире формальных документов партий. Поэтому же невозможно представить партийную мобилизацию в этих организациях по типу «Апрельских тезисов» Ленина. Левый актив способен действовать только в рамках своих весьма куцых, оппортунистических представлений о коммунистической работе. И никакие дисциплинарные меры и приёмы, призывы и постановления этого изменить не способны.
Таким образом, даже там, где на первый взгляд организационное единство сформировалось не в порядке согласия актива и теоретиков по поводу программных положений, на самом деле произошло примерно то же самое, просто теоретические положения, согласие с которыми выражал актив, были представлены не в явном виде, например, программ или статей, а в предлагаемой практике организационной работы (парламентский кретинизм или тред-юнионизм в данном случае), а теоретическая и программная оснастка только лишь обслужила данный процесс.
Вместе с тем, крупная роль в левом движении отводится дискуссиям. Всё ещё в ходу буквальное, вульгарное понимание знаменитого тезиса «в споре рождается истина». Во-первых, истина не может родиться из спора, как курица из яйца, истина достигается путём познания объективного мира. Во-вторых, критерием истины является вся общественно-историческая практика человечества, а не подвальные и кухонные споры до хрипоты и тем более не решения, принятые «по большинству». В-третьих, продуктивность открытого обсуждения зависит как от компетентности участников, так и от того, исчерпал ли теоретик свои собственные возражения по каждому проблемному пункту выносимого на суд товарищей и оппонентов исследования. Поэтому скорее правильнее сказать, что истина достигается в бескомпромиссном споре с самим собой по поводу исследуемых объективных явлений.
Частичное согласие или несогласие при выработке идейно-организационного единства естественным образом порождает и сами дискуссии и тягу к ним. Часто так бывает, что человек не вполне понимает позицию оппонента, не имеет со своей стороны никакой стройной теоретической альтернативы, но выражает резкое несогласие. На основе данного несогласия вспыхивает чувство спора, тогда инициированная полемика имеет единственную цель в виде частного интереса переспорить оппонента. Дело просвещения пролетариата отодвигается на задний план, порою навсегда.
За большой любовью левых к дискуссиям кроется также и некритическое копирование опыта революционного движения начала ХХ-го века. Речь Ленина на Х съезде РКП(б) венчает большевистские взгляды на дискуссии:
«Вы, товарищи, не можете не знать, что все наши враги, - а имя им легион, - во всех своих бесчисленных заграничных органах повторяют и развивают ту же стоустую и тысячеустую молву, которую наши буржуазные и мелкобуржуазные враги распространяют здесь, внутри Советской республики, а именно: если дискуссия - значит споры, если споры - значит раздоры, если раздоры - значит коммунисты ослабели: напирай, лови момент, пользуйся их ослаблением! Это сделалось лозунгом враждебного нам мира. Мы этого ни на секунду не должны забывать. Наша задача теперь показать, что, как бы в прошлом, правильно или неправильно, мы себе эту роскошь ни позволяли, но из этого положения надо выйти таким образом, чтобы из чрезвычайного обилия платформ, оттенков, оттеночков, почти что оттеночков, формулированных, продискутированных, мы на нашем партийном съезде, надлежащим образом просмотрев их, сказали себе: во всяком случае, как бы дискуссия ни проявлялась до сих пор, как бы мы между собой ни спорили, - а перед нами столько врагов, - задача диктатуры пролетариата в крестьянской стране так необъятна, трудна, что нам мало, чтобы только формально, - уже ваше присутствие здесь, на этом съезде, доказывает, что это так, - но чтобы и не только формально работа была более сплоченной, более дружной, чем прежде, чтобы не было ни малейших следов фракционности, - где и как бы она ни проявлялась до сих пор, - чтобы ни в коем случае их не осталось. Только при этом условии мы те громадные задачи, которые лежат перед нами, выполним. И я уверен, что выражу намерение и твердое решение всех вас, если скажу: с еще более прочным, еще более дружным и искренним партийным единством мы должны выйти с настоящего съезда, во всяком случае!».
Дискуссия - «роскошь», проявляющаяся совершенно бесконтрольным образом. Видно, что Ленин намеренно снимает вопрос о том, правильны или неправильны были дискуссии, так как сказать интеллигентному отряду партии, что с Лениным не спорить нужно, а внимательно слушать и выполнять его указания, означало бы поднять против себя очередной вой обвинений в диктаторстве.
Левые, особенно троцкистского склада, делают из данной речи Ленина вывод о том, что дискуссии - это плоть от плоти большевизма, а прекратил их Ленин исключительно в связи с нарастающей опасностью для революции. Троцкисты вообще не признают того, что большевизм был сформулирован лично Лениным и претворён в жизнь под его руководством, поэтому, конечно, предпочитают защищать дискуссию в качестве способа выработки политики. Отсюда же хрущёвский «коллективный разум партии». Иные левые полагают, что дискуссия является целесообразным способом убеждения. Будто лучший способ представить убедительно теоретическую позицию - это переспорить оппонента.
Ещё один аспект ленинизма понят преступно неправильно: вместо разгрома оппортунизма партией проповедуют дискуссионный клуб вместо партии. Так, в статье 1914 г. «Единство рабочих и „течения“ интеллигентов» Ленин учил, что партия рабочего класса должна прямо, отчетливо, по мере возможности открыто доносить свою тактику, в том числе и в форме «страстных споров», что «горячие споры и помогают тому, чтобы все рабочие втягивались, приучались всесторонне обдумывать свою, рабочую, политику, вырабатывали твердую, ясную, определенную классовую линию движения».
Неправильно применяя данное бесспорное положение к разрешению вопроса о достижении идейно-организационного единства, такие левые встают на путь культивирования дискуссий. Многие левые организации издают «дискуссионные листки» и ведут дискуссионные рубрики в своих печатных органах, иногда даже выносят проекты партийных программ на «всенародное» обсуждение. Как будто искренняя неуверенность и честная роспись в собственной идейно-теоретической несостоятельности завоюют сторонников или хотя бы сочувствующих из жалости.
Ленин же говорил не о дискуссиях внутри большевизма, а о непримиримости идеологии, о необходимости вести бескомпромиссную борьбу с оппортунизмом, о завоевании рабочих простой и ясной научной позицией.
Таким образом, дискуссия, тем более открытая, - это, во-первых, всегда вынужденная мера, во-вторых, признак научной несостоятельности актива, в-третьих, доказательство отсутствия единомыслия. А поддержку масс может завоевать только дискуссия марксистской фракции против фракции оппортунистической. Разумеется, дискуссия не может быть способом нормального существования организации, она противоположна единомыслию, а значит подрывает дисциплину.
Внутри организации причиной процветания дискуссионного подхода ко всякой идее является некритичное отношение к частному мнению и влюблённость участников в собственную позицию. Одни безалаберно выдвигают глупые концепции и теории, другие оспаривают с порога вообще всё, что им предлагается, повторяя положения, к которым они привыкли.
Способы и пути достижения единомыслия в организации теоретически пока что не установлены. Большинство левых привыкло держать камень за пазухой (Ленин «Как чуть не потухла „Искра“») и смешивать свободу обсуждения со свободой дискуссии и даже свободой дрязги. Такие чванские привычки не позволяют сформироваться чувству такта в товарищеской среде, ощущению разграничительной линии между свободным обсуждением путём товарищеского диалога и полемикой, в которой решающую роль неизбежно взыграет чувство спора.
В целом следует признать, что в освоении, изложении и применении содержания диаматики имеются типичные трудности.
Во-первых, у современных активистов выработано странное, легкомысленное отношение к марксистскому самообразованию. Всеми бесспорно признаётся, что, чтобы стать высококлассным специалистом в любой профессиональной области, требуются годы образования и практического опыта, но левые активисты почему-то считают, что, чтобы стать марксистом, достаточно, условно говоря, прочитать пару раз «Манифест» и один раз «Капитал. Критика политической экономии». Поэтому, к сожалению, читательский багаж современных левых сформирован в основном из вторичной легковесной оппортунистической литературы по типу статей БСЭ или учебников марксизма. А уж навыки ведения пропаганды, агитации и организационной работы вообще в учёт не принимаются.
Во-вторых, духовная культура человечества ещё очень далека от научного качества и содержит, наряду с богатством, немало различного хлама: антагонистических антинаучных теорий и концепций, особенно религиозных и околорелигиозных, которые вызывают регулярные логические диссонансы. Состояние отстранённости и противоречивости намеренно прививается буквально всем в надстройке эксплуататорских формаций - от детских воспитательных стандартов до произведений искусства и модного «научпропа». Разумеется, и рыночные аспекты материального бытия человека не добавляют ясности мышления и не формируют здорового отношения к познанию. Извращённость устройства капиталистического общества таким образом создаёт препятствие нормальной продуктивной работе человека над постижением объективных законов мироздания, в том числе и на пути достижения организационного единомыслия.
В-третьих, мешает та самая мелкобуржуазная психология, которая выливается в привычку влюбляться в своё мнение и беспринципно его отстаивать из чувства спора и превосходства. Все эти факторы на практике значительно влияют на процесс достижения единомыслия.
В связи с изложенным предлагается на внутрипартийном уровне, внутри нашего марксистского товарищества, с целью установления наиболее оптимальным образом форм организационного единомыслия отказаться от типичного первого алгоритмического шага восприятия позиции товарища - оценки «согласия / несогласия». Этот шаг, как показывает практика, часто приводит не только к пустым дискуссиям, основанным на чувстве спора и конкуренции, но и часто понуждает человека к поспешному выражению своего мнения.
Вместо этого предлагается принять иной формат первичного восприятия позиции товарища - признание. То есть, даже если возникает чувство сомнения или несогласия, его не следует выражать, подбирать свои контраргументы, бросаться переубедить товарища и т. д. Необходимо первым шагом признать позицию товарища, главным образом, как заслуживающую внимания и требующую как минимум усвоения.
Алгоритмический шаг признания соответствует организационной тональности полного товарищеского доверия между революционерами. Разумеется, встречным значением принципа признания является высочайшая ответственность инициатора выдвижения теоретической позиции в товарищеской среде партии НЦ. Товарищ должен осознавать, что его работе доверяют, а каждый просчёт или элемент оппортунизма ложится тяжёлым грузом на его партийную честь.
Как в таком случае должно выглядеть обоснованное несогласие? Протест выдвинутой позиции может быть заявлен только при выполнении следующих условий: а) предельно ясное понимание усвоенной позиции товарища, б) добросовестная проработка альтернативной теоретической модели. Сам протест по содержанию обязан быть полноценным, готовым альтернативным ответом, вымещающим или значительно уточняющим (отбрасывающим существенные элементы) критикуемую позицию. Форма предъявления протеста не должна выходить за пределы товарищеского диалога специалистов.
Применение принципа признания требует чёткого разграничения в мировоззрении каждого товарища принципиальных положений, представляющих собой систему абсолютных истин, по которым нет и не может быть никаких сомнений и ревизии, и остальных, по которым допустимо признание мнения товарищей в качестве первого шага к его проработке.
Если отбросить все формы мелкобуржуазной психологии, связанные с формированием единомыслия и идейной притиркой, то станет видно, что взаимное отношение товарищей к идеям друг друга должно базироваться на доверии и ни в коем случае не поддаваться индивидуалистическим позывам чувства спора.
Между единомыслием и согласием есть существенная разница, так как согласие, во-первых, может достигаться волевым актом, а не обязательно самостоятельным продумыванием, следовательно, во-вторых, за ширмой согласия может двурушнически скрываться истинное несогласие. Тогда как единомыслие предполагает одинаковое мышление, одинаковый приход к одним и тем же выводам. Разумеется, достигнуть фактического единомыслия в сообществе означает достигнуть каждым членом данного сообщества известного качества мировоззрения. Поскольку на практике это удаётся не всегда, поэтому в некоторых случаях в правах остаётся то самое первичное признание, что в некотором смысле снимает с человека бремя в авральном режиме, во что бы то ни стало, вырабатывать ответ по предложенной проблематике. Такой подход снизит вероятность ситуации, при которой формальное согласие соседствует с фактическим несогласием, так как состав тяжкого преступления против товарищей, преступления двурушничества, выглядит более выразительным.
