Образ комиссара
Не знаю, что думает массовый читатель о советской цензуре, но практика показала, что она была неэффективна. Да и не могла она быть эффективной. Такова ее историческая природа. Цензура, в ходульном смысле этого слова, т.е. возможность чиновников лишать автора права на публикацию его произведений, была впервые применена в обществе, разделенном на класс тиранов и класс порабощенных, в качестве пассивной меры сопротивления тиранов наступавшему прозрению масс. Рабовладельцы, феодалы и предприниматели, что в принципе одно и то же, всегда понимали, что не существуют аргументы, способные оправдать рабство, даже наемное, и поэтому всякий раз, когда появлялись произведения литературы, раскрывающие глаза обывателю на это обстоятельство, авторы прогрессивных воззрений уничтожались, а их произведения изымались у читателей, зачастую вместе с читателями. Во времена наибольшего разгула христолюбия цензура осуществлялась при помощи сжигания на кострах «святой» инквизиции самих авторов, их произведений и читателей. Правда, потом папа римский извинился.
С научной же точки зрения слово «цензура» означает ОЦЕНКУ и... ничего больше. Если официальные цензоры были бы в силах поставить произведению обоснованно плохую оценку, то становилась бы излишней операция: «держать, сжигать и не пущать». Но поскольку настоящим цензорам в обществе, в котором господствует ворующий класс, нечего сказать в оправдание своих хозяев, то реалистическую литературу и ее авторов они подвергали остракизму, т.е. изгнанию, а чаще всего физическому истреблению, т.е. цензуре.
В СССР времен Ленина и Сталина цензуры, в феодальном или буржуазном смысле слова, не существовало и не могло существовать. Во-первых, работал мировой буржуазный газетно-литературный рынок, где бушевало море хорошо оплаченной антисоветской глупости. Поэтому внутри страны, чтобы не тратить ресурсы на заведомо антинародные писания, пробуржуазные, т.е. криминализированные, издания закрывались, дипломированные носители холопской идеологии, всевозможные «Бредяевы» высылались из страны, чтобы они могли осчастливить любящий их Запад своими писаниями. Во-вторых, в СССР времен Ленина и Сталина подавляющая масса произведений сначала печаталась (Троцкий, Бухарин, Каменев, Бабель), а уж потом осуществлялся основательный, принародный разбор того или иного произведения, его театральной постановки или экранизации. Сталин, например, не раз отмечал фактические ошибки, содержащиеся в романах Шолохова, не снижающие художественных достоинств произведений. Велась широкая газетная полемика, обсуждение произведений в трудовых коллективах и на съездах Союза писателей СССР, а уж потом принимались открытые развернутые постановления ЦК ВКП(б) и Советского Правительства. Более того, ни в какой другой период истории СССР библиотеки страны не наполнялись переводной литературой, особенно переводами работ серьезных антисоветчиков, как именно в период Ленина и Сталина. Любой читатель, покопавшись в каталогах библиотек, еще не разоренных демократами, легко убедится в этом.
Иначе говоря, наиболее блестящие свои победы большевики одержали тогда, когда цензура соответствовала своему изначальному смыслу, когда она заключалась, прежде всего, в НАУЧНОЙ ОЦЕНКЕ произведения и доведении содержания этой оценки до массового сознания, в демонстрации перед всей читающей публикой идиотизма автора. После этого автор, иногда, сам всю оставшуюся жизнь сожалел о том, что возомнил себя «инженером человеческих душ» и не сумел подавить в себе графомана. Слава объективной действительности, что имя этим графоманам далеко не легион.
Труды Маркса, Энгельса, ранние труды Плеханова, работы Ленина, Сталина, Фрунзе являются блестящими примерами того, как должна осуществляться подлинная цензура, ибо после опубликования критических заметок, статей, книг перечисленных авторов, их оппоненты (будь то Дюринг или Троцкий) утрачивали сколь-нибудь серьезное влияние на читающую публику. То есть классики марксизма-ленинизма предпочитали цензуру в виде абсолютного идеологического РАЗГРОМА диссидентов, а уж потом «оргвыводы».
По мере развития «хрущевской оттепели» мозги значительной части художественной интеллигенции разжижались, порождая насморк, научно-теоретический уровень партийных кадров снижался, и потому некому было подать «лирикам» и «физикам» цензурную «нить Ариадны». А жаль. Многим бы из них не пришлось бы сегодня краснеть и извиняться, как это все чаще делают Жванецкий, Петросян за свои «смешные» околесицы периода «застоя» и «перестройки».
За годы рыночной тирании на территории СССР демократической цензурой уничтожены тысячи библиотек, вместе с содержащейся в них коммунистической литературой. Из школьных программ демократические цензоры извлекли все произведения, прославляющие борьбу человека против эксплуатации.
Неизменной рыночной формой цензуры является цена на серьёзную литературу, делающая книгу недоступной даже для большинства интеллигентов. Писатель, Герой Советского Союза, чтобы издать свою книгу о Сталине десятитысячным тиражом, был вынужден продать большую часть домашнего имущества. Вторую подобную книгу ему издавать будет не на что. Так работает буржуазная цензура.
«Чтобы дурь каждого видна была»
Если же посмотреть на материалы диссидентского движения т.н. «пятидесятников» и «шестидесятников», то становится ясно, — по своему научному уровню они заметно ниже табуретки и ни капли опасности для строительства коммунизма объективно не представляли. Вот, например, цитата одного из руководителей Хельсинкской группы: «Цифры безработицы в СССР замалчиваются коммунистическим режимом. ... Не учитывается (вчитайся, читатель!) детская безработица. ...во всем мире учет трудоспособного населения начинается с 14 лет...» Не узнали? Это же большая демократка, Новодворская! Именно ей одной, из всего населения СССР, казалось, что трудоспособным возрастом считается 14 лет, как во многих странах Запада. Ну не смогла она понять, что в СССР нет «детской безработицы» не потому, что коммунисты такие плохие и замалчивают этот факт, а потому, что в СССР большевики раньше, чем во всех остальных странах мира, организовали, как стало ясно всем после полета Гагарина в космос, лучшее в мире ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ образование для ВСЕХ детей нашей страны.
Новодворской же очень хотелось, чтобы советские дети в 14 лет не учились, не ходили в кружки, не имели свободного времени на развитие в полноценных членов общества, а брали лопаты и «работали» ради одного лишь выживания. Как сегодня в РФ. Ей хочется, чтобы образовательный уровень детей рабочих был менее 7-ми классов. Огромное упущение, что подобные взгляды демократического лица не тиражировались, а скромно лежали в архивах КГБ. Страшно подумать, какие дебилы уже в 60-е годы пошли в демократы ради «благородной» цели: ОТНЯТЬ У СОВЕТСКИХ ДЕТЕЙ ДЕТСТВО, под сурдинку: «... возьмемся за руки, друзья, возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке», а вместе... !
Увы, не растиражировали. Идеологические службы КПСС, уже при Суслове, становились все более неспособными ответить что-либо непротокольное демократам. Нельзя исключить однако, что такие «идеологи» коммунизма, как, например, Яковлев, Арбатов, умышленно корчили из себя умственных паралитиков, чтобы благодаря их руководству весь идеологический аппарат КПСС, а не только Горбачев, выглядел недоумками.
Если же проанализировать серьезно абсурд Новодворской, то станет очевидно, что она не относит умственный труд к самой человеческой разновидности труда. Это уже клиника. Оказывается, одна из самых почетных, перспективных, необходимых, распространенных и напряженных разновидностей труда — УЧЕНИЕ, давшее миру гениев науки и искусств, относится к безработице. Но во всей КПСС не нашлось идеолога, который бы обратил внимание общественности на клинические отклонения в мышлении Новодворской и ей подобных старовойтовых, убожко и т.д.
Создается впечатление, что именно поэтому книга «Архипелаг ГУЛАГ» так и осталась обруганной нехорошими словами лишь в гневных письмах и заявлениях в органы цензуры, но не разобранной советскими историками с использованием соответствующих архивов. А ведь уже первая глава этой «книги» кишит такими чудовищными алогизмами, что самые демократические учителя истории на пике победившей «свободы и демократии» советовали школьникам «не считать эту книгу историческим документом, а только художественным вымыслом». Перечитывая ее страницы, удивляешься, как можно было выдумать такое. 100 миллионов жертв. Если учесть, что в СССР до войны было 180 млн. чел, из которых 100 млн. якобы «убил» Сталин, то получается, что после Сталина население расплодилось с 80 до 300 млн. менее чем за тридцать лет. Ну, прямо как кролики! А говорят, что в СССР секса не было. Читайте Солженицына — был, да еще какой продуктивный!
А американские пропагандистские произведения? Рекордный по своей глупости фильм, где Советская армия поголовно насилует всех американок по приказу Верховного главнокомандования, где герой-Рембо из автоматической винтовки с одним магазином умудряется стрелять на протяжении двух минут беспрерывно, сражаясь в одиночку с целой ротой, отлично вооруженной и находящейся в укрытии! Такое впечатление, что американцы создавали не пропагандистские ужастики для обывателей, а комедии по заказу Госкино. Чего стоит непревзойденный «Рембо-3», где советский спецназ пьянствует в баре (!) на территории военной части, да еще в Анголе, причем пьяные солдаты бьют офицерам морды! Ведь такое вошло в моду только при демократах. Показав такое в каком-нибудь камчатском гарнизоне времен советской власти, можно было б с кинопередвижкой не приезжать по меньшей мере месяц — смеха хватило бы с избытком. Что кинопередвижка — по центральному телевидению, да с повтором, чтобы советские люди могли вдоволь насмеяться над «прогрессивным западным искусством». Ан нет, подвергали цензуре.
Количество самоубийственных глупостей, которые высказали демократы за все время существования Советской власти, заметно превышало критическую массу, при которой движение себя хоронит. Но спасительная встречная глупость КПСС пришла на помощь быстрее мультяшных Чипа и Дейла...
КПСС разучилась думать и смеяться, поэтому не сумела высмеять демократов, доказать их примитивность, выставить наружу их психическую неполноценность и, тем самым, создавала простор для бездарных демократических мифов.
А поводов для смеха всегда было полно
В конце 80-х появился слезливый «а ля» белогвардейский романс в исполнении Малинина:
«А в ко-о-мнатах наших сидят комиссары
И девушек н-наших ведут в кабине-е-т...»
Трагедия КПСС была в том, что в ее составе на ответственных постах находились идиоты, которые считали, что эта песня антисоветская. На самом деле песня едко высмеивала мнимую доблесть идиотов от «белой идеи». Это не просто песня — это жалоба на собственную голову. «Дяденьки и тетеньки, пожалейте умственных калек!» Из песни же видно не только «геройство», но и «рыцарская» сущность белого дела. Благородные корнеты и поручики панически бегут из России, оставив своих многочисленных «девушек» врагам. В песне нигде не говорится, что они вообще собираются их вызволять «из застенков ЧК». Ну не герои ли? Страдальцы, да и только! Точно, как в той актуальной украинской «нэзалэжной» пiсне: «Возьмите себе дивчину, отдайте пыроги.»
Комиссары же в песне Малинина поступают с девушками куда галантнее — ведут их не в камеру, а просто в кабинет, и, как показала практика, не для того, для чего их туда затаскивало пьяное белогвардейское офицерье, а для того, чтобы задать пару вопросов о подвигах их возлюбленных, о массовых еврейских погромах, о массовых порках, казнях и оргиях, описанных в мемуарах Деникина, в личных письмах и показаниях Колчака... А с комиссарами, которые приглашали дам в кабинет по другому поводу, партячейки и ВЧК разговаривали, как известно, в другом кабинете, и даже белогвардейцы не позавидовали бы таким «комиссарам». Потому-то Красную Армию во всех городах России, в конечном итоге, приняли с распростертыми объятиями, а белогвардейское офицерье драпало на английских пароходах.
Очень показательна также антисоветская песня, которую уже который год исполняет группа «Чиж и компания»: «Вот пуля пролетела, в грудь попала мне...». Песня не только показывает в неприглядном свете белогвардейца, но и изображает комиссара неожиданно позитивно.
Повествование ведется от имени кулака. В песне он жалуется на «злого комиссара». Как же он видит его? Например, первый куплет:
«Вот пуля пролетела,
в грудь попала мне,
Спасся я в степи на лихом коне,
Но шашкою меня комиссар достал,
Пошатнулся я и с коня упал»
Как видим, комиссар, оказывается, не такой уж кабинетный работник — он метко стреляет (из седла весьма сложно попасть в грудь), искусно рубит и вообще в военном деле смыслит. Кулак, оказывается, героически пытался спастись только благодаря коню, поэтому странно, как он мог получить пулю в грудь? Наверное, от своего же офицера за то, что слишком рано стал «заманивать» комиссара. И, в принципе, главный герой прекрасно знал, на что шел и получил вполне по заслугам. Вряд ли он в степи просто так катался на лошади и стал жертвой немотивированной агрессии комиссара. A la guerre comme a la guerre...
Но из второго куплета мы узнаем еще кое-что о комиссаре:
«На одной ноге я пришел с войны.
Привязал коня, сел я у жены,
Но часу не прошло — комиссар пришел,
Отвязал коня и жену увел.»
То есть кулак отделался относительно легко — в те суровые времена бывало и хуже. Комиссар попался какой-то жалостливый. Правда, остается открытым вопрос, куда все-таки попала пуля, если беляку отрезали ногу. Например, белые «герои» раненых красноармейцев просто добивали. Без медицинского вмешательства при подобных ранах (в грудь навылет через ногу) начинается гангрена, которая приводит к летальному исходу. Следует обратить внимание на профессионализм комиссара — очень оперативно, за час, вычислил врага, организовал операцию «Сирена» и т.д. Если учесть, что ФСБ уже который год не находит авторов взрывов в Москве, то комиссар много выигрывает в сравнении с «защитниками прав» кулаков, бандитов и прочих буржуев. Но при всей своей суровости комиссар, в то же время, обладает недюжинным обаянием, умом. Рассудим логически — коня у врага забрать смысл есть. Враг остается без коня, а Красная армия приобретет еще одну лошадиную единицу. А вот зачем комиссару забирать жену врага, если та, судя по всему, не скакала с шашкой против красной лавы, а сидела дома? Комиссар оставляет на свободе самого врага. Явно комиссар жену не арестовывал, а... влюбил в себя. А это просто так не происходит. Для этого надо обладать обаянием и другими положительными качествами. А вот отношение кулака к жене (он ее воспринимает как свою собственность — в песне жена для него такая же потеря, как и конь — ни больше, ни меньше) говорит о частнособственнической ограниченности, эгоизме кулака. Закономерно, что жена предпочитает стать боевой подругой комиссара, пойти учиться, работать на благо родной страны, чем всю жизнь обстирывать тупого, озлобленного на жизнь инвалида.
Ни на что больше не хватило кулаку ума, кроме как:
«Образ со стены под рубаху снял,
Хату подпалил и обрез достал...»
Здесь кулак проявляет все свои истинные качества. Во-первых, он показывает, что частная собственность — это тоже разновидность психического заболевания. Сжечь хату, чтобы она бедняку не досталась — что может быть маниакальнее? Но постойте, есть вещи, которые он спасает от огня! И что же это? Зерно, которого так не хватает голодающей стране? Сеялка, которая послужит крестьянам в хозяйстве? Или скамейка, на которой смогут собираться, чтобы посудачить, деревенские старики? А, может быть, книги? Нет, он в первую очередь спасает символ НЕВЕЖЕСТВА — кусок раскрашенной доски, и во вторую — орудие подлого убийства (так как обрез ни на что другое, кроме как на предательский выстрел в спину, не годится). Невежество и смерть — замечательная характеристика белой идеи. Но идейное оправдание подобного поступка самим кулаком еще глупее стремления защититься от красноармейской пули иконой:
«При Советах жить — торговать свой крест.»
Как будто комиссары за ним ходили по пятам: продай да продай... Удивительно, как современные демократы, в ужасе шарахаясь от религиозного фундаментализма мусульман, стремятся представить бандитскую веру белогвардейцев, которая проглядывает из набора слов, выполняющего роль припева («Эх, ой, да конь мой вороно-ой, эх, да обрез стальной, эх, да лихой туман, эх, ой, да батька-атаман» ), бо-ольшим благородством.
Таким образом, мы видим, что из самых раздемократических песен складывается образ дикой, звериной и невежественной белогвардейской «России, которую мы потеряли». Послушаешь-послушаешь подобные песни и так захочется еще раз ее потерять. И никогда более не находить...
И именно в этом мы находим ответ на вопрос, почему образ комиссара в демократической «культуре», что бы ему ни приписывали современные рок-скоморохи, все равно несет в себе положительный заряд?
Между тем, все так просто — чем больше стремятся демократы подтвердить свои взгляды авторитетом истории, чем больше они используют, хоть бы и перевранные, но факты, тем более историческая правота коммунистов выходит вперед. А явная непривлекательность антикоммунистической альтернативы, как в случае с вышевоспетым кулаком, оттеняет позитивные качества коммунистов и глупость демократов еще выразительней. И дело только за малым — научиться искренне смеяться над идиотизмом демократов и показывать великое благо коммунизма на фактическом материале, который дает нам жизнь...
