Вновь о «патриотическом повороте» Сталина

Продолжая упорствовать в своем невежестве, Сарматов сформировал очередную груду нелепейших ошибок в своей известной теории о патриотическом повороте Сталина. Напомним, что данную мысль Сарматова и его напарника Голобиани мы уже «заслушивали» в соответствующей статье1. Однако ранее позицию Сарматова и Голобиани мы с вами определили как «нечеткую и недостаточно ясную». Сарматов этого оставить, видимо, не смог, поэтому склонился над печатной машинкой и через семь месяцев оппортунистических мук, наконец, внес очередную «полную ясность»2. Вероятно, эта новая статья является ответом на наш ему вызов:

«Предлагаем Сарматову, Голобиани и их сторонникам доказать научную несостоятельность любой цитаты и даже тоста Сталина про русский народ или русское оружие, которые, по их мнению, стали компромиссом и заимствованием буржуазных арсеналов. А также объяснить полный и бескомпромиссный разгром националистического подполья в СССР в 30-е годы, и то, как уважаемые авторы «забыли» про вопрос об отношении Советской власти и РПЦ в годы войны, детально исследованный т. Лбовым?»

Отдельно следует отметить, что статья Сарматова как обычно пестрит ошибочными выражениями, нелепыми тезисами и некорректными высказываниями. Приведем несколько примеров из начала статьи, но не будем останавливаться на вещах такого рода и тратить на них время читателей. Например, образец стука в открытую дверь: «Классовая борьба, которую ведёт пролетариат во главе с коммунистами, кардинально отличается от всех других форм политического противостояния в буржуазном обществе». Или вот это: «Лидер партии большевиков… Ленин». Это не уступает «известному марксисту Ленину» Голобиани, правда же? Они как будто соревнуются в корявости и неуместности своих выражений.

Совершенно не ясно, каким образом позицию Сарматова по Ататюрку, кстати, тоже, нелепую, подтверждает статья, на которую он ссылается. Авторы ГК прописывают ссылки в надежде, что нерадивый читатель не «упадет» в них?

Вот «хорошая» мысль Сарматова из той же оперы:

«Любая уступка может быть воспринята не как временное отступление перед чуждыми силами, а как дополнение марксистской теории, принципиальный момент. Либо - наоборот, как предательство, капитуляция перед буржуазией - в силу “революционного нетерпения”, требования “всего и сразу”, проявляемых некоторыми революционерами во все эпохи».

Выходит так, что проблема политических компромиссов была в том, что партийные массы как будто не знали о сути данных компромиссов. Словно компромиссы были тайными. Будто не оппозиционеры делали вывод о том, что Ленин, пропагандируя НЭП, ошибся с анализом конкретно-исторических условий, а послушные массы решили, что Ленин дополнил марксизм НЭПом. Вот незадача! Всего-то Ленину нужно было лишь объявить, что НЭП - это не марксизм, а вынужденный шаг назад под давлением обстоятельств. Но подождите… Ведь Ленин так и говорил! Неужели Сарматов верит, что партийные массы и сознательные пролетарии реально считали, что Ленин решил выдать НЭП за коммунизм, словно он Зюганов? Конечно, нет, это совершенно не соответствует историческим фактам. Это Сарматов, критикуя Зюганова сегодня, решил его забросить в дискуссию о профсоюзах и воображает такую виртуальную историческую ситуацию. Будто проблема была в том, что массы де «воспринимали».

Если оставить всю эту дурость, то дело обстояло совершено иначе. Проблема была не в том, как партийные массы воспринимали тот или иной компромисс, а в том, чтобы доказать им его необходимость, исходя из анализа условий, в которых он предлагается руководством партии, на базе разной оценки условий, и существовали политические противоречия. Это зюгановцы выдают НЭП за коммунизм совершенно из других теоретических посылов, а вовсе не из ошибочного «восприятия» компромиссов. Не из «компромиссных» же ошибок восприятия они занесли в программу КПРФ смешанную экономику… Сарматов так сильно путается, что все время устраивает одно и то же вульгарное путешествие из практики своего политического протеста в большевистское прошлое вместе со всем своим конкретно-историческим «багажом» и острым «жжением» уличить Путина, КПРФ, Подгузова на разбираемом историческом материале. Вот уж действительно хорошая иллюстрация порочности знаменитого тезиса об опрокидывании политики в прошлое. Только в случае с Сарматовым, он в форме политических вопросов опрокидывает в прошлое свою протестную психологию и страстное желание обличить. Впрочем, Покровского придется еще вспоминать.

Иногда свой исторический бред Сарматов возвращает в современность:

«И сегодня не счесть числа “марксистов”, которые обвиняют Ленина в измене, отходе от учения Маркса, замене его на “реалполитик”. И еще более многочисленны люди, утверждающее то же самое, но “со знаком плюс”. Мол, Ленин - не “коммунистический фанатик”, а прагматик, который понял утопичность классового подхода, ликвидации частной собственности и т. д. Особенно часто подобный вымысел спекулирует на “Новой экономической политике”».

Что это за множество не поддающихся счету якобы марксистов, которые обвиняют Ленина в измене Марксу? Наверняка какие-то отдельные такие деятели и есть, но разве они имеют влияние или вообще хоть как-то заслуживают внимания? Строго говоря, нам люди, называющие себя марксистами, но считающие Ленина предателем, не известны. Может быть, Сарматов выдумывает или сильно драматизирует?

Еще более сомнительно выглядит тезис о наличии в политике «еще более многочисленных» людей, которые полагают, что Ленин «понял утопичность классового подхода и ликвидации частной собственности». Хотелось бы изучить политическую позицию этих «людей». Да только где ее взять, если не из фантазии Сарматова?

Смехотворность приведенной цитаты объясняется достаточно просто: Сарматов берет отдельные особо раздражающие его обывательские заблуждения, которые не имеют никакого отношения к политике и к каким бы то ни было политическим теориям. Сарматов кладет критику этих кухонных заблуждений в основу своих статей. С тем же «успехом» можно было бы критиковать любой вздор из рядовой интернет-дискуссии школьников. Но смысл и цель пропаганды, между прочим, состоит в том, чтобы показывать научную несостоятельность в известной степени устойчивых и главное относительно системных политических взглядов, как правило, выраженных в политических теориях, доктринах, концепциях, программах и статьях. А также, пожалуй, самое важное, критиковать не только сами эти взгляды, но вскрывать условия, их порождающие, и доказывать несостоятельность исторической практики их применения. Эти азы, видимо, неизвестны Сарматову либо им игнорируются.

Посмотрим же, что у него получилось с содержательной точки зрения. Порядок начальных мыслей Сарматова следующий.

1) Ленин полагал политические компромиссы с временными союзниками и высмеивал обратное - подтверждено цитатой. Это бесспорно.

2) Ленин полагал компромиссы в идеологии - а это бездоказательный домысел автора, который сознательно приклеен к очевидному положению необходимости компромиссов с временными союзниками. Для всякого имеющего на плечах голову человека ясно, что компромисс в идеологии - есть ревизия теории. Если бы Сарматов внимательно читал Сталина «Об основах ленинизма», то заметил бы, что Сталин рассматривает компромиссы исключительно с точки зрения отношения реформизм-революционизм, то есть исключительно как акты политической практики.

3) «Та же судьба постигла и компромиссы, которые коммунистическая партия вынуждена была осуществлять в годы, когда во главе ее стоял И. В. Сталин. Здесь главным компромиссом, имевшим различные аспекты, стали уступки патриотической идеологии со стороны марксизма-ленинизма». В этой фразе суть статьи Сарматова. Именно этот тезис он планировал доказать. Несмотря на то, что он к нему «пришел» незаконно, то есть через порочный п. № 2, исследуем доказательство.

Ясно, что Сарматову было необходимо начать с того, что же такое патриотизм.

«Буржуазный патриотизм (а никакого иного патриотизма в буржуазном государстве быть не может),- пишет он, - это политическая идеология, а не некое “просто чувство”, как утверждают многие. Суть данной идеологии состоит в том, что страна, в которой родился и проживает патриот, объявляется непреходящей ценностью, чем-то существующим «от века» и потому нуждающемся в защите от внешней агрессии, неважно со стороны каких сил и в какой ситуации. Причем носитель этой идеологии - совершенно не обязательно сторонник правящего в данной стране политического режима. Он может быть и оппозиционером, и даже революционером, но его взгляды и действия обусловлены все тем же - есть “моя страна” и есть “остальной мир”. В отношении пролетарского класса патриотизм вреден тем, что подменяет необходимый для любого сознательного человека труда марксистский классовый подход. “Я конечно, коммунист, но я и свою страну люблю и буду защищать, даже при капитализме” - такая логика привела к предательству очень многих марксистов за полтора столетия существования коммунистического движения.

Оппозиционные левые патриоты, в частности, в современной России, во многих случаях пытаются разделить понятия “страна” и “государство”. Дескать, мы - противники существующего российского буржуазного государства, но любим Россию как страну, в связи с чем во многом и выступаем против буржуазного строя в ней. Но, с точки зрения марксистской науки, это не более чем софистика, порожденная идеологическими заблуждениями. Так как невозможно провести это разделение, при вычитании “страна минус государство”, в остатке не остается ничего, кроме не имеющего отношения к политике восхищения родной культурой, природой, историей и прочих чисто эмоциональных вещей. Любить пейзажи, например, средней полосы России или творчество Льва Толстого может человек, родившийся и живущий в любой части мира, тем более для коммунистов свойственно уважительное отношение ко всему ценному культурному наследию прежних эпох, как и к экологии всего мира. То, что это уважение в широких массах связывается с “защитой России” или любого другого капиталистического государства - следствие влияния буржуазной идеологии».

Иными словами, патриотизм - это софистика, призванная подменять классовый подход. Предлагаем противопоставить этому левому фразерству, банальщине и путанице слова Ленина:

«Прежде всего, несколько замечаний о патриотизме. Что «пролетарии не имеют отечества», это действительно сказано в «Коммунистическом манифесте»… Но отсюда еще не следует правильность утверждения…, что пролетариату безразлично, в каком отечестве он живет: живет ли он в монархической Германии, или в республиканской Франции, или в деспотической Турции. Отечество, т. е. данная политическая, культурная и социальная среда, является самым могущественным фактором в классовой борьбе пролетариата… Пролетариат не может относиться безразлично и равнодушно к политическим, социальным и культурным условиям своей борьбы, следовательно, ему не могут быть безразличны и судьбы его страны. Но судьбы страны его интересуют лишь постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, а не в силу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах с.-д. «патриотизма»».

Иными словами, патриотизм является самым могущественным фактором в классовой борьбе пролетариата, но постольку, поскольку он подчинен требованиям классовой борьбы. Разве этой небольшой цитаты недостаточно, чтобы разобраться в этом вопросе? Кажется, что достаточно, но Сарматов не может не городить огорода.

Патриотизм является чувством любви к родине, которое зарождается из привязанности к родным местам и людям. В зависимости от степени сознательности индивида данное чувство может вырастать до понимания своей связи со всей страной и народом, его историей и культурой, и, в конечном счете, подниматься до борьбы с притеснением и порабощением народа как внешним, так и внутренним. Ленин писал: «Патриотизм - одно из наиболее глубоких чувств, закрепленных веками и тысячелетиями обособленных отечеств». Таким образом, патриотизм выступает, во-первых, в виде чувства, то есть ненаучного стихийного отношения к родине, к родной национальной культуре, языку и, в конечном счете, к экономическим и политическим условиям своей страны и региона. Во-вторых, в виде побудительного мотива, обыденной мотивации к освобождению, защите чести, развитию и улучшению родины. Из этого ясно, что патриотизм в «умелых руках» действительно может являться могущественным фактором классовой борьбы пролетариата. Верно и обратное, что на службе у империализма патриотизм - есть фашизм и полуфашизм, то есть, тоже, могущественный фактор классовой борьбы, но уже в лапах олигархии. В последнем случае, очевидно, что освобождение, защита чести, развитие и улучшение родины понимается с извращенной, антинародной, неклассовой точки зрения. Нельзя забывать, что пролетариат, как наиболее организованная и сознательная часть народных масс, кровно заинтересован в познании объективной истины, в научном подходе к социальным преобразованиям и революционному переустройству общества, в освобождении от ига капитала. Значит, последовательная научная партийность рабочего класса (организованного, сознательного пролетариата) выражает, в конечном счете, коренные интересы всего общества, социального прогресса. Таким образом, если поднимать уровень сознательности по линии патриотизма на научных основаниях, то зрелая любовь к Родине не противоречит уважению и даже любви к другим национальным культурам и народам. Антагонизм между культурами является продуктом рыночной конкуренции, борьбы за выживание. Если этот антагонизм устранен или хотя бы преодолен или, на худой конец, сглажен в сознании, то противоположность культур и народов выступает исключительно объективно, то есть как их разность.

Сарматов - капитулянт. Огульно отрицая патриотизм как чувство и, признавая существующим только буржуазный, казенный, квасной патриотизм в виде фашизма или полуфашизма, Сарматов только спутывает вопрос, заранее объявляет поражение коммунистов в этой сфере, сдает патриотизм целиком противнику. Сарматов вообразил, что патриотизм сам по себе является идеологией, всецело придуманной буржуазией. Тогда как различные политические партии апеллируют к патриотизму как к стихийному ненаучному отношению к Родине, возбуждают на его основе в классовых интересах буржуазии в пролетарских и народных массах либо социальное благодушие в виде примирения с «родными» предпринимателями, либо конкурентную ненависть к другим народам. Различные формы ненависти - межконфессиональная, расовая, национальная - служат способом мобилизации пролетариата в интересах олигархии. В свою очередь классовая ненависть способна служить делу революционной мобилизации. Однако практика показывает, что возбуждение классовой ненависти - это, как правило, игра на низменных чувствах толпы, что, во-первых, развращает и разлагает революционные массы, во-вторых, делает их неуправляемыми в ходе вымещении гнева. В абсолютном большинстве ситуаций большевики не заигрывали с ненавистью, а направляли имеющуюся классовую ненависть в конструктивное русло и сдерживали ее перерастание в погром. Даже кампания «Убей немца!», даже, таким совсем некоммунистическим деятелем как Эренбург, проводилась с большой разъяснительной работой, что убивать нужно немца-ССэсовца, немца-захватчика, немца с промытыми мозгами и т. п. (см. очерки Эренбурга3).

Стало быть, проявления патриотизма меняются вместе с развитием народов, наций, государственного строя, классов и классового сознания. Невозможно пренебрегать ни чувственной стороной отношения к конкретным условиям жизни, ни обыденной мотивацией масс. Такой подход есть левачество и фразерство.

Конечно, само по себе чувство не может существовать безыдейно. Такой «чистый» патриотизм возможен только при полном отсутствии рефлексии, например у детей. Патриотизм развивается естественно, как чувственная сторона восприятия условий жизни, главным образом совокупности особенностей этих условий. Патриотизм, следовательно, обслуживает мировоззрение как эмоциональный окрас и бытовой мотиватор действий. Сарматов пишет: «Маркс и Энгельс потому и писали про отсутствие Отечества у пролетариев, что понимали экономические, классовые корни патриотизма».

В действительности у патриотизма экономических и классовых корней, как таковых, нет. У патриотизма в некотором смысле есть психологические корни. Дело в том, что до появления научного философского мировоззрения в сознании практически всех людей имеется известная разбалансировка интеллекта, чувств и воли. Если бы человечество развивалось гармонично и по науке, то ведущую роль в сознании играл бы интеллект, а чувства, эмоции и привычка трудиться были бы чувственно-эмоциональной и волевой стороной интеллектуальной, разумной деятельности. В классовом обществе становление и развитие личности уродливо, и имеется известный перекос, как в пользу чувств, так и в пользу воли, вернее ее хронического недостатка - лени. Этот перекос является результатом интеллектуальной недоразвитости, которая, впрочем, как известно, сознательно насаждается массам. В этой связи всякое нормальное чувство влюблённости во что-либо, в том числе патриотизм, не обслуживает интеллектуальное понимание, то есть знания, а отрывается и живет в некотором смысле самостоятельной жизнью. А классовые корни имеются не у самого чувства, а той идеологии, которая это чувство себе подчинила.

Следовательно, проявления патриотизма, по крайней мере, если патриотизм является сколько-нибудь зрелым чувством физиологически здорового человека, не могут быть внеклассовыми. Патриотизм - это чувство, которое обслуживает мировоззрение. Мировоззрение же всегда классовое, стало быть, и чувство, на которое воздействуют идеи и знания, трансформируется сообразно классовому сознанию. Однако, почему Сарматов объявляет невозможность народного, пролетарского, революционного и социалистического патриотизма?

Нужно ли объяснять и доказывать, что советский патриотизм, развернутый коммунистической партией на основе общности интересов и дружественного сотрудничества социалистических рабочих, колхозного крестьянства и интеллигенции СССР являлся движущей силой строительства коммунизма? Сталин прямо выдвинул задачу перед партией «развивать и культивировать советский патриотизм». Можно ли полагать, что советский патриотизм, любовь к первому в мире государству рабочих и крестьян, форпосту мировой революции, не будет иметь преемственности с историческим прошлым народов СССР? Революционные традиции народов СССР и их политическая выучка являются важным элементом советского патриотизма, однако, это не означает безродности, отказа от истории. Научный классовый взгляд на историю, опора на прогрессивные ее страницы и героическую справедливую борьбу является естественным фундаментом для культивирования патриотизма.

Революционный пролетариат 1917 года не свалился с небес, у него было прошлое, и не только революционное. Народные массы также не свалились с небес, у них было прошлое, и тоже не только революционное. Что предлагает Сарматов? Отбросить историю народов, подвергнуть остракизму все, что имелось до революции? Через тысячу лет человечество отведет изучению пяти тысяч лет классовых обществ должное место как эпохе краткого перехода общества из полуживотного состояния в мир человеческих форм цивилизованности. Но к чему сейчас этот наивный футуризм и, как следствие, левая фраза?

Нужно ли, по мнению Сарматова, дать научную оценку истории народов СССР? Полагаю, что он считает, что нужно. Следует ли подчеркивать все то, что в истории данных народов было прогрессивным и справедливым? Полагаю, что и здесь Сарматов не откажет. Почему же прогрессивная и героическая сторона истории народов не может быть использована в воспитании любви и преданности социалистической Родине?

Ясно, что Сарматов не усвоил урока критики школы Покровского, которая страдала точно такими же болезнями. О чем, кстати, он сам признается ниже.

Пожалуй, было бы здорово, если бы каждый пролетарий осуществлял революционную борьбу и строил коммунизм, исходя лишь из знания научных истин, а его чувственно-эмоциональная сфера переполнялась бы исключительно революционным научно обоснованным энтузиазмом. Мечтать, что называется, не вредно. Но факт остается фактом - патриотизм существует в виде самостоятельного сильного чувства и его нужно использовать как обыденный мотиватор. Впрочем, в некотором смысле патриотизм будет существовать и при коммунизме, но уже в виде чувственной окраски научного понимания социально-культурных отличительных условий конкретной ассоциации или территории.

Сарматов часто верно критикует буржуазный патриотизм, но суть его статьи в другом - показать, что сталинская ВКП(б) возродила и активно развивала буржуазный патриотизм. Сарматов, вслед за буржуазными пропагандистами и теоретиками противопоставляет классовое сознание патриотизму. Из сказанного выше видно, что это, конечно, вздор и нелепость. Читаем Сарматова:

«Но после окончательного формирования классов буржуазии и пролетариата, выдвижения борьбы между ними на первый план в политической жизни общества, буржуазный патриотизм стал реакционен, препятствуя формированию классового самосознания у пролетариата - “социальное положение вторично, главное, что мы французы или англичане и одинаково любим свою страну”».

Здесь дело в том, что Сарматов видит, как буржуазия использует патриотизм масс - «социальное положение вторично, главное, что мы единая нация», и вообразил, что это и есть патриотизм. Бесспорно, что данный тезис прямо противоречит росту классового сознания, но почему Сарматов ставит знак равенства между этим тезисом и патриотизмом? Возьмем таких крестьянских революционеров, как народники. Они патриоты? Думается, что они вполне уважаемые патриоты, однако, конечно, с сарматовским тезисом они не согласились бы. Возьмем для примера альтернативный взгляд на приведенную в цитате ситуацию. Буржуазия говорит народу, что главное - это единство нации и национальное согласие. Но разве не очевидно, что буржуазия составляет мизерное меньшинство нации, а основу всякой нации составляет пролетариат и полупролетарские массы? Известно также, что мизерная буржуазия нещадно эксплуатирует народные массы. Почему же, в таком случае, не считать патриотической позицию, при которой буржуазия, как паразитический, вредный для народа элемент, будет исключена из нации и изгнана прочь? Короче говоря, это спорный политический вопрос - что считать благом для Родины, который всецело зависит от развития классового сознания. Иными словами, у каждого класса свой патриотизм, но пролетарский патриотизм, как говорил Маркс, самый честный. Отдавая патриотизм на откуп буржуазии, Сарматов, только ускоряет его превращение в национализм, а затем - в фашизм.

Сарматов, вслед за буржуазными пропагандистами, противопоставляет патриотизму пролетарский интернационализм. Но пролетарский интернационализм можно противопоставить, например, русскому патриотизму = национализму. Пролетарский интернационализм является объективным продуктом концентрации и централизации капитала, разрушения границ национальных рынков. Но с субъективной точки зрения, пролетарский интернационализм является важнейшим коммунистическим принципом, который предполагает совместную подготовку пролетариев, независимо от национальности, по единому плану к революции против тирании буржуазии, прежде всего, своей нации, а затем к разворачиванию коммунистического строительства в дружественной атмосфере взаимопомощи и взаимовыручки. Коммунисты никогда не имели империалистических и эксплуататорских целей, всегда боролись за свершение революции не в отдельной взятой стране, а во всем мире. Но это никак не отменяет ни наций, ни пролетарского патриотизма, ни исторического наследия, ни национальной культуры.

Однако, после введения Сарматов неожиданно пишет:

«Подчеркнем, что социалистический патриотизм сталинских времен никогда не отделялся от борьбы за мировую революцию, за победу коммунизма во всем мире. В научной теории компромиссы невозможны, будучи марксистом, Сталин это хорошо понимал. Уступки буржуазному патриотизму, о которых речь пойдет далее, были сделаны на уровне массовой пропаганды, “сиюминутной” тактики в условиях надвигавшейся войны».

Несмотря на ошибочность, данный абзац перечеркивает содержание всей статьи. Как сказанное соотносится с компромиссами в идеологии? Как соотносится с тем, что патриотизм бывает исключительно буржуазным? Сарматов вписывает противоположный по содержанию абзац, видимо, чтобы механически уравновесить разные взгляды.

По Сарматову получается так, что Сталин как бы обманывал массы патриотизмом, потому что приближалась война, но в реальности был за мировую революцию. Эта теория противопоставления социалистического советского патриотизма и интернационализма целиком взята из «просталинского» русского национализма. Только националисты-сталинисты говорят, что Сталин отказался от мировой революции, а Сарматов утверждает, что Сталин иезуитски скрывал мировую революцию от масс за буржуазной пропагандой. Сложно даже сказать, что дурнее и вреднее. Стоит ли упоминать, что националисты-сталинисты «слизали» эту теорию у врага народа Троцкого?

Сарматов указывает, что «главным (патриотическим компромиссом) стала значительная корректировка официальной трактовки событий дореволюционной истории». Далее Сарматов прямо пишет, что школу Покровского критиковали не научно, а конъюнктурно, с «традиционным притягиванием к троцкизму». Иными словами, Сарматов объявил, что коммунистическая партия, под видом научной, давала ложную трактовку истории. В частности, Сарматов утверждает, что Ярославский критиковал школу Покровского не по науке, а в угоду буржуазному патриотизму. Предлагаю читателям внимательно изучить Ярославского4 и, без «притянутых за уши», трактовок Сарматова сделать самостоятельный вывод по этому вопросу.

Хотелось бы уточнить у Сарматова, в каких конкретно документах выражалась официальная трактовка исторических событий до выпуска «Истории ВКП(б). Краткий курс»? Боюсь, что именно в середине 30-х большевизм взялся за историю, а до этого момента в СССР историю писали мелкобуржуазные писатели и бывшие дворянские холуи. Чуть ниже Сарматов ностальгирует о том, что «сталинские компромиссы» были бы нетерпимы в 20-е. Так в 20-е в области идейной борьбы коммунизм еще далеко не утвердился, и всюду бравировали троцкистские, анархистские и леваческие «ученые» и писатели. Вот, видимо, где Сарматов нашел истинную «бескомпромиссную» революционность и своих идейных отцов.

После того как Сарматов бездоказательно «разоблачил» сталинскую ВКП(б) как фальсификаторов истории, он перешел к пропаганде.

«Фактически советская пропаганда в те годы создавала мифологизированные, модернизированные образы Александра Невского, Минина и Пожарского, Александра Суворова. Терялась классовая сущность подобных исторических деятелей, они выдавались чуть ли не за единомышленников Советской власти, ее своеобразных предшественников в прошлых эпохах. В односторонне патриотическом духе подавалась та же война 1812 г. и некоторые другие войны, которая вела царская Россия. Вновь подчеркнём, что это происходило не на уровне теоретических трудов, а научно-популярных брошюр, художественного творчества, наглядной агитации и т. д.».

Во-первых, мифологизированные образы Невского, Минина, Пожарского и Суворова создавала солдатская и отчасти художественная пропаганда, а не пропаганда партии или государственная пропаганда в целом. Вся «аналитика» Сарматова строится главным образом на плакатах и картинках, а отчасти на известных фильмах. Странно, что Сарматов забыл про тосты Сталина. Во-вторых, «потерять» классовую сущность исторических личностей из-за картинок и плакатов нельзя, это просто досужие рассуждения. В-третьих, нет никаких «научно-популярных» брошюр, которые исполнялись бы в рамках какой-либо пропагандистской политики ВКП(б). Наверное, можно отрыть какую-то идиотскую хвалебную обывательскую писанину о Невском, но и что с того? Мало ли глупостей издавалось даже в сталинском СССР?

Если Сарматов - не политический скоморох и взялся обвинять Сталина в компромиссе и «патриотическом повороте», то нужно привести конкретные решения партии. А что мы имеем? Имеем «Краткий курс» и развернутую на его основе постановку исторической науки на диаматические рельсы. У Сарматова есть конкретные претензии к «Краткому курсу», в том числе по трактовке истории? У Сарматова есть конкретные претензии к решениям партии? Нет! У Сарматова - одни претензии к военно-пропагандистским картинкам. Он такой же «исследователь», как националисты-сталинисты, которые, вслед за троцкистами, выдумывают национализм Сталина из картинок. Только с поправкой на «коммунистичность».

Закончив с довоенным и военным периодом, Сарматов принялся отдельным, совершенно голословным образом разоблачать послевоенный период. Он, в лучших традициях либеральной прессы, бездоказательно утверждает, что сталинская пропаганда так «раскочегарилась» буржуазным патриотизмом в военные годы, что в мирное время дала яркий расцвет «ложно понятой национальной гордости». Эта гнилая мысль призвана «объяснить» политику борьбы с космополитизмом и разгром сионизма в деле ЕАК. Вместо того чтобы исследовать документы и решения партии, Сарматов рассуждает какими-то умозрительными схемами про «накал патриотизма» и приводит какие-то обывательские заблуждения. Типичная никчемная писанина, которой в последние годы страдает ГК.

Сарматов сетует, что полуграмотные люди превратно понимают советский патриотизм, скатываются в национализм. Из этого он делает вывод, что советский патриотизм нужно выбросить на свалку. Однако кто, кроме Сарматова, не понимает, что полуграмотные люди превратно понимают вообще все общественные и природные явления? Вместо того чтобы выступать за скорейшую ликвидацию безграмотности, в том числе политической, Сарматов решил отрихтовать марксизм до «грамотного» понимания неграмотными.

Короче говоря, теория Сарматова о «патриотическом повороте» Сталина является надуманной фальсификацией истории большевизма и исходит из ненаучного понимания патриотизма. Что касается второй части статьи Сарматова о внешней политике СССР, то она не менее неправильна, но требует отдельного критического материала.

Специально следует отметить ситуацию с цитатой Жданова. Категорически рекомендуем изучить выступление Жданова5. В нем Сарматов усмотрел вот что:

«В связи со всем этим в пропаганде звучали тезисы о том, что марксизм - это “незападная теория” (хотя она именно западная по происхождению)… абсурдное утверждение о “незападном характере” марксизма произносилось советскими лидерами (например, Жданов его озвучил в своем докладе на знаменитой философской дискуссии 1947 г.), и границы дозволенного все расширялись».

А теперь, внимание, цитата Жданова:

«Совершенно неоправданным является тот факт, что история философии в учебнике доведена только до возникновения марксистской философии или до 1848 года. Без изложения истории философии за последние 100 лет учебник, конечно, не может считаться учебником. Почему автор безжалостно расправился с этим периодом, остаётся неясным и не находит объяснения ни в предисловии, ни во введении.

Ничем не мотивированным является также не включение в учебник истории развития русской философии. Нет нужды доказывать, что это упущение носит принципиальный характер. Какими бы мотивами ни руководствовался автор, исключая историю русской философии из общей истории философии, умолчание о ней объективно означает умаление роли русской философии и искусственно делит историю философии на историю западноевропейской и историю русской философии, причём автор не делает никаких попыток объяснить необходимость такого разделения. Оно увековечивает буржуазное деление на «западную» и «восточную» культуру, рассматривает марксизм как региональное «западное» течение. Больше того, на стр. 6 введения автор с жаром доказывает обратное положение, настаивая на том, что, «не изучив внимательно и, не использовав глубокую критику философских систем прошлого, данную классиками русской философии, нельзя составить научного представления о ходе развития философской мысли в западноевропейских странах». Почему же автор не реализовал этого правильного положения в учебнике? Такое положение остаётся совершенно непонятным и вместе с произвольным окончанием изложения истории философии на 1848-м годе оставляет гнетущее впечатление».

Насколько нужно хотеть сделать вывод Сарматова о том, что Жданов утверждал «незападный» характер марксизма, видимо «славянский» или «русский», «почвенный», чтобы так понять текст? Добросовестно ли Сарматов делает свои выводы?

Стало быть, наш вызов остался не отвеченным. Впрочем, как и ожидалось.

В заключение необходимо сделать важное замечание. Практика показала, что патриотизм был мощным обыденным мотиватором для широких масс, вовлеченных партией в строительство коммунизма СССР. Практика показала, что патриотизм был незаменим в годы Великой Отечественной войны. Но практика же показала, что патриотизм категорически не годится для мотива деятельности коммунистов. В конечном счете, патриотизм, в силу того, что имеет чувственную основу и, следовательно, склоняет мышление в интуитивную сторону, в коммунистическом движении играет деструктивную роль. Речь, конечно же, не идет о таком партийном и коммунистическом патриотизме (любовь к партии, классу, к революции, к строительству нового мира), который является чувственно-эмоциональным сопровождением коммунистической деятельности, основанной на знаниях, понимании и диаматическом мышлении. Такой «патриотизм» можно считать чувственной стороной совести, хоть ему и не отведено пока отдельное слово в русском языке.

Написать
автору письмо

Ещё статьи
этого автора

Ещё статьи
на эту тему

Первая страница
этого выпуска

Поделиться в соцсетях