Диалектика объективных противоположностей бытия и субъективных противоречий в сознании

О критике принципа научного централизма с позиции недочитанной философии

1. Что не понял в диалектике очередной критик научного централизма

Как учил Ленин,

«кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя «натыкаться» на эти общие вопросы. А натыкаться слепо на них в каждом частном случае значит обрекать свою политику на худшие шатания и беспринципность».

И, действительно, на каждом шагу мы видим, что, если человек не озаботился поиском верного решения самых общих вопросов, то он постоянно наступает на те же «грабли» оппортунизма, даже в решении вопросов относительно несложных.

Вот как, например, Владимир Антонов прокомментировал принцип научного централизма:

«Я пока только пытаюсь разобраться в марксизме, но возражения у меня есть. Я оставлю в стороне замечания относительно понимания термина «демократический централизм» и трактовки ленинской позиции в этом вопросе; также не буду касаться и потенциальных трудностей практической стороны реализации «научного централизма». Постараюсь коротко написать о главном. А главное я вижу в том, что идея «научного централизма» отрицает диалектику. Представление о том, что группа мудрецов (как вариант, король-философ) способна лучше всего понять окружающий мир и, соответственно, лучше всего принимать решения, основываясь на этом понимании - следствие разоблаченного еще Гегелем заблуждения о том, что мышление протекает исключительно в сознании. Такая логика, напомню, может лишь продуцировать непротиворечивые в себе системы аксиом и следствий.

Нет, мышление - это способ развития материи, мира, общества - любой системы в ее рамках. Самый умный и теоретически подкованный человек может лишь выявить противоречие и предложить снимающее его спекулятивное решение. Притом сделает это настолько успешно, насколько верно выделит это противоречие из практики или из понятий - осознанного результата практики. А кто осуществляет всю практическую деятельность? Пролетариат и трудовая интеллигенция. Именно они сталкиваются с противоречиями, причем, пусть и в сыром виде обыденных представлений, но наиболее остро, точно и повсеместно. И поэтому их оценка степени снятия противоречия предложенным сверху решением является чрезвычайно важной и показательной. Отбрасывая важность обратной связи, важность контроля пролетариатом руководства, «научный централизм» парализует мышление общества как системы, т.к. не дает выражать скептицизм (вторая стадия мыслительного акта по Гегелю, она же антитезис) по отношению к тезису (основанному на представлении руководителей решению власти). Точнее, «парализовал бы»: мышление - процесс объективный, и текущее состояние системы - его производное. А потому противоречие будет рано или поздно разрешено, но уже в более общей форме, захватив в себя и власть с такими установками.

Другим свидетельством антидиалектичности вашей позиции является идея «научного единомыслия». Это оксюморон - еще Кант доказал, что познание по природе своей антиномично. Противоречия - примененное условие развития в диалектике; значит свободно от противоречий только то, что не развивается. Понятийная система, которая не развивается, не терпит критики и самокритики - по определению есть догматизм, а не наука.

В целом «научный централизм» выглядит как попытка обмануть степень развития мышления, выраженную в развитии общества. Надежда решить проблемы познания (а значит и управления) несколькими умами в обход научно выявленных законов развития - волюнтаризм и неверно, в духе культа личности, трактовка роли классиков в истории.»

А) Мышление и сознание

Легко убедиться, что каждая фраза, написанная Антоновым, содержит в себе всё необходимое для её опровержения. Но обратим внимание на главное. Свои воззрения Антонов выводит из своих же представлений о том, что мышление протекает где-то вне сознания, в некоей «практике». Однако при этом он безнадежно запутался в теории познания, не поняв наиболее общие положения теории Гегеля. Ну, как можно забыть о том, что Гегель был объективным идеалистом, и для него мышление было всего лишь восхождением субъективного сознания к объективной истине, носителем которой является абсолютный дух, существующий вечно и априорно, даже, тогда, когда никакого иного сознания не существовало. Для объективного идеалиста дух существует без всяких сознаний и материй, материя есть эманация духа, а вовсе не наоборот. Поэтому познание для Гегеля - это срывание готового яблочка с дерева. Для материалиста же познание - это вылепливание в сознании копии яблока, по возможности как можно более тождественного оригиналу по форме и содержанию, и потому практика, с точки зрения теории познания - это и процесс сравнения оригинала с моделью и преобразование оригинала. Выстраивание новой модели, не имеющей аналога в объективной реальности, происходит, прежде всего, в сознании материалиста, и только потом реализуется в практику - в приведение объективного мира, созревшего для преобразования, в соответствие с теоретической моделью. Антонова явно смущает тот факт, что построение новой теоретической модели и практика, в подавляющем большинстве случаев, происходят практически одновременно, предшествование теории неявно и практика от теории практически неотделима и мышление каждого материалиста происходит именно в его, отдельно взятом, мозгу.

Надо сказать, что в своей неуверенности относительно того, где протекает мышление, Антонов нисколько не оригинален. Если мы посмотрим содержание полемики Ленина с махистами в «Материализме и эмпириокритицизме», то мы увидим, что Ленин вслед за Энгельсом считает мышление, однозначно, функцией человеческого мозга. Он пишет против Авенариуса:

«Отвлекая внимание читателя выпадами против идеализма, Авенариус на деле чуточку иными словами защищает тот же идеализм: мысль не есть функция мозга, мозг не есть орган мысли, ощущения не функция нервной системы, нет, ощущения, это - «элементы», в одной связи только психические, в другой же связи (хотя и «тождественные» элементы, но) физические».1

Сравнивая позицию Ленина против попыток «уравнивания» сознания с объективной реальностью в рамках «системы элементов», можно легко заметить, что Антонов стоит на той самой идеалистической позиции махистов, утверждая, что «мышление - это способ развития материи, мира, общества - любой системы в ее рамках.»

Однако мышление само по себе НИЧЕГО НЕ РАЗВИВАЕТ. Более, того, именно недиалектическое мышление и порождает заблуждение, обрекающее практику на тупики и трагедии. Общественное бытие развивает общественная практика, которая строится на основе мышления и которая, поэтому, за пределами основного вопроса философии, вторична. Стремление отождествить мышление с практикой вне зависимости, с какой стороны это отождествление абсолютизируется - практика ли однозначно объявляется мышлением или мышление однозначной практикой, есть в одинаковой степени идеализм, игнорирующий ОТРАЖЕНИЕ, представляющий мышление в качестве самостоятельного объекта материального мира. Надо видеть, что, делегируя мышление напрямую в объективную реальность, Антонов, равно как и его идеалистические предшественники, закладывает мину под понятие «практики».

Почему, в данном случае, замалчиваемый им вопрос об ОТРАЖЕНИИ столь важен? Почему Ленин на проблеме ОТРАЖЕНИЯ подробно останавливался? Потому, что вопрос о качестве отражения есть фактически вопрос о КАЧЕСТВЕ МЫШЛЕНИЯ. Придавать практике атрибуты мышления означает говорить о «неважно каком» мышлении и «неважно какой» практике.

Еще одним следствием из непонимания диалектики мышления и практики есть представление Антонова, что мышление в его теоретической форме не является практикой. С одной стороны, он переносит мышление в практику вплоть до полного отождествления, а с другой - категорически делит эти категории, отказывая мышлению в практичности. Если мы учтем, что мышление первично относительно практики, то из этого логично вытекает, что мышление само по себе является практикой, однако не наоборот. Сколько миллионов лет обезьяна ни лупит камнем по ореху, из этого мышления не возникает потому, что мышление - это ещё и форма социального взаимодействия, если не воспринимать, конечно, мир как одну сплошную «философскую робинзонаду». «Помыслил» - это, конечно, не значит, автоматически «сделал» как это понимают идеалисты, но мысль - это необходимая предпосылка для действия. Не помысленное никаких шансов конструктивно реализоваться не имеет. История богата примерами, когда общественная практика, не освещенным мышлением, приводила к трагическим последствиям. Это и ГКЧП в СССР в 1991 году, и Майдан на Украине в 2014 году, и «арабская весна». Есть, конечно, вульгарно-детерминистское представление, что объективные общественные законы двигают людьми безотносительно всякого их мышления, а, следовательно, практика существует объективно, а мышление при этом занимает сугубо подчиненное положение. Но такое представление вульгарно. Классики марксизма наоборот, полагали, что в процессе практики не может быть «нулевого мышления», мышление всегда предшествует практике. Мышление, конечно же, может неверно отражать объективные законы, но человеческая практика, основанная на неверном понимании этих законов, не может победить. Экономический детерминизм вовсе не означает предшествование абсолютно безмозглой практики в человеческом обществе. Ошибочной практике предшествует ошибочные решения субъектов и потому история человечества, порой, выглядит как цепь массовых трагедий и масштабных катастроф.

Так что, напрасно Антонов не осмыслил собственное исходное общее утверждение: «Я пока только пытаюсь разобраться в марксизме», а, практически, взял «быка» диалектики «за рога», не подумав, что у «быка» диалектики есть огромная масса и динамика, не имея представления о которых, не проверив на практике свои диалектические познания, надеяться на то, что ты уже диалектик - катастрофично.

Стало ясно и то, что Антонов не понимает, что диалектика - это наука не о том, как должны вести спор между собой несколько человек уже, практически, заблудившихся в лесу, ни один из которых не имеет представления о том, куда идти, а наука о мышлении КАЖДОГО индивида, о законах тождества, противоположности и борьбы мысли в сознании КАЖДОГО индивида, постигающего конкретные истины, продирающегося через противоречия.

Б) Теория и практика

Антонов совершенно неслучайно превозносит «практику вообще», игнорируя ее качество:

«А кто осуществляет всю практическую деятельность? Пролетариат и трудовая интеллигенция. Именно они сталкиваются с противоречиями, причем, пусть и в сыром виде обыденных представлений, но наиболее остро, точно и повсеместно. И поэтому их оценка степени снятия противоречия предложенным сверху решением является чрезвычайно важной и показательной».

Проблема только в том, что качество мышления определяет качество практики (и не наоборот, в силу того фактора, что в сознании объективный мир именно отражается, а не входит в него непосредственно). Диалектика как раз в том и состоит, что единство теории и практики на самом деле не единство, а рассогласованность, которая порождает постоянное движение от теории к практике, их постоянное взаимодействие, что и позволяет о единстве говорить. Диалектическое единство противоположностей - это не совпадение противоположных элементов, не разрывание единого на части, это единство сцепившихся в борьбе. Систематическое общее запаздывание практики перед теорией - вот что порождает противоположность между теорией и практикой. Практика может отражаться в мышлении, но собственно теорий не рождает. Пролетариат и трудовая интеллигенция показывают уже много сотен лет нам УБОГУЮ, ЭКОНОМИСТСКУЮ, РАБСКУЮ, а вовсе не революционную практику, и из этой их практики не рождается никакой теории, так как качество их отражения - ошибочное. Антонов этого в упор не видит, и видеть в принципе не хочет, для этого ему и понадобилось издалека начинать песню о том, что мышление в сознании-де не протекает, а протекает в подъемном кране в процессе его практики.

В) Нечто об обратной связи в научном централизме

Антонов ключевой идеей против научного централизма выдвигает вперед тезис, что централизация противоречит обратной связи управляемых с управляющими:

«Пролетариат и трудовая интеллигенция. Именно они сталкиваются с противоречиями, причем, пусть и в сыром виде обыденных представлений, но наиболее остро, точно и повсеместно. И поэтому их оценка степени снятия противоречия предложенным сверху решением является чрезвычайно важной и показательной. Отбрасывая важность обратной связи, важность контроля пролетариатом руководства, «научный централизм» парализует мышление общества как системы, т.к. не дает выражать скептицизм (вторая стадия мыслительного акта по Гегелю, она же антитезис) по отношению к тезису (основанному на представлении руководителей решению власти).»

В этом абзаце полный набор спекуляций на понятии «практики». Как выше я уже говорил, практика, тем более, современная - это реализация теории, и никак иначе. Практика без теории - это когда эпилептик в судорогах чашку ест, или свободное падение оступившегося с высоты, когда человек телом совершает кое-какие действия, но никакой теории при этом не успевает привлечь. Хорошая теория - продуктивная практика, плохая теория - бесплодная практика. Представление о том, что некто А дает теорию, а Б реализует ее на практике есть некоторое утрирование, в бытовых вопросах допустимое, а в философских вопросах нетерпимое ни под каким соусом. Потому что Б для реализации теории на практике должен ей сначала овладеть. И мы имеем не мудрецов, которые дают теорию, реализуемую рабочими, а рабочих, которые УЧАТСЯ теории и применяют ее на практике. Чисто теоретически можно использовать массы «вслепую», как Гапон, как Навальный, но, опять-таки, метод слепого использования предполагает ЛОЖНУЮ ТЕОРИЮ в мозгах исполнителей, а вовсе не отсутствие теории как таковой. Так вот, обратная связь от практики к теории осуществляется через отражение и осмысление опыта субъектом практики. О каком осмыслении практики человеком, у которого в мозгах ложная или плохая теория, можно говорить? Что осмыслит человек, ничего не знающий? Беда многих рассуждающих о «практике животворящей» в том, что они тех самых рабочих и интеллигентов ни черта не знают, а потому им невдомек, что в мозгах рабочих и ИТР, не обогащенных марксистской теорией, капиталистическая практика уже много лет как отражается в форме анархизма, национализма, религии, либерализма и пр. гадостей. Именно в этой «обратной связи» желают участвовать противники НЦ? Увлечение абстрактом играет дурную шутку с любителями абстрактных схем типа «тезис-антитезис-синтез», потому что субъект отражения в материалистической теории познания в каждом конкретном случае един, его нельзя разорвать на некоего абстрактного «практика» и «теоретика», практик и теоретик едины в одном лице. Научный централизм как раз стремится к тому, чтобы практик овладел КАЧЕСТВЕННОЙ ТЕОРИЕЙ.

Второй распространенной спекуляцией на понятии «практика» является представление, что, в представлениях противников НЦ, теоретики - это некие марсиане, сидящие в некоем «сферическом вакууме», никоим образом не включенные в практику. Во-первых, формирование теории само по себе является практикой решения интеллектуальных задач в силу того, что любая социально значимая деятельность, без теории никакой прогрессивной практикой быть не может. Во-вторых, это уже сто раз говорилось еще Лениным и Сталиным, что теоретики (вожди) есть непосредственная составная часть субъекта социальной практики - т.е. класса. В-третьих, сторонники НЦ, занимающиеся преимущественно теорией, живут непосредственно в этом обществе и включены в социальные связи этого общества. Когда Антонов говорит о «мудрецах», то он забывает, что он при этом абстрагируется от всех остальных социальных связей и всей остальной социальной практики конкретных людей. Среди активистов журнала «Прорыв» нет людей из хрустальных замков на вершине горы. Есть научные работники, есть инженеры, есть служащие, есть студенты, есть рабочие, которые ежедневно занимаются той самой практикой, о которой так много рассуждают противники НЦ. И, если говорить о качестве обратной связи, то есть существенная разница именно в качестве связи от рабочего, который изучил основные марксистские работы, загрузил свой мозг диалектикой, материалистической философией, которые самостоятельно учится практически ежедневно кроме работы по найму, и от любителя пива, у которого и курс его собственной специальности, который он изучал в ПТУ, в голове не задержался, а читать он умеет только освежитель в туалете.

2. Познание и противоречивость

А) Противоречиво ли познание

Полная путаница с теорией познания у Антонова проявляется и в утверждении о том, что противоречивость есть свойство познания:

«Другим свидетельством антидиалектичности вашей позиции является идея «научного единомыслия». Это оксюморон - еще Кант доказал, что познание по природе своей антиномично. Противоречия - примененное условие развития в диалектике; значит свободно от противоречий только то, что не развивается.»

Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что вопрос о научном единомыслии закономерно вытекает из единственности истины. Истина не может быть внутренне противоречивой, так как истина есть строгое соответствие сознания объективной реальности, а в реальности... никаких противоречий нет. Противоречие - целиком продукт сознания, это результат АБСТРАГИРОВАНИЯ от конкретных свойств единых вещей, когда одна ЧАСТЬ противоречит ДРУГОЙ ЧАСТИ в абстрактной форме. Объективно существующие противоположности - являются свойствами одного и того же общего, которое в абстрактной форме не может быть самопротиворечиво. Изучение Гегеля должно бы подсказывать, что процесс познания - это и есть снятие противоречия, возникающего в сознании при изучении всех свойств предмета. По Гегелю, в абсолютном духе (в нашем случае, истине) нет никакой противоречивости. Кант потому и остался Кантом, что не смог решать вопрос снятия антиномий, для Канта противоречие абсолютно и уходит корнями в непознаваемое, если несколько утрировать. Изученное противоречие есть снятое, потому требование антиномичности для науки - это требование «вечного невежества». По Антонову получается, что его «мудрецы», вечно изучая... ничему не учатся, а безрезультатно упражняются в тезисе-антитезисе. Если мы посмотрим на посиделки любых оппортунистов, то мы увидим именно эту картину - вечные споры, и никакого конечного решения.

Другое дело, что любое единомыслие ОТНОСИТЕЛЬНО, в силу НЕПОЛНОТЫ ПОЗНАНИЯ, и полное единомыслие есть абстракция, к которому организация стремится точно так же, как в материалистской диалектике познание стремится к абсолютной истине (а Антонов посвятил немало интеллектуальных сил в борьбе с химерой). Развитие познания остановиться может только в том случае, когда будет познано ВСЕ ВООБЩЕ, а до тех пор, пока есть непознанное, ЧАСТЬ познанного, познанное неполно всегда будет до некоторой степени «противоречиво» в терминологии Антонова - то есть, относительно нее будут одновременно существовать противоположные мнения.Проблема с единомыслием состоит конкретно в качестве того, что является познанным полно. Релятивисты отказывают вообще любому знанию в полноте познания безотносительно меры познания, на этой же позиции, по существу, Антонов и стоит - если противоречивость знания имманентное свойство любого знания, то да,единомыслие не развивает познания. Но при этом и ничего познанного у нас нет, такая вот форма агностики.

Б) В чем различие противоречия и противоположности.

Вопрос о разделении противоречия и противоположности для некоторых товарищей оказался, судя по откликам на небольшую заметку в соцсетях, также в новинку. Дело в том, что в диалектике с давних пор, от самого Гегеля, эти понятия смешиваются, в первую очередь благодаря самому Гегелю, хотя у него же вполне показано и различие. Для Гегеля собственно предметы материального мира между собой не оперировали, а оперировали понятия этих предметов - или сущности. Наука о понятиях, логика, до Гегеля не знала понятия противоположности в специфически гегелевском понимании - как сущность, определенную через противоположение другой сущности, но при этом являющейся формой третьей, более общей сущности, и в этом смысле находящейся в единстве, в то время как противоречие формальной логикой понимается как противопоставление самому себе. Понятие противоположности, по сути, как раз и было тем прорывом, который позволил Гегелю выйти за рамки формальной логики. Чисто гносеологически проблема, которая стояла перед философами-метафизиками, ставится следующим образом:
- есть объективная реальность, которая живет по собственным законам;
- есть теоретическая модель, выраженная в понятиях, которые предельно формализованы с тем, чтобы можно было проводить простые операции.
- налицо недостаточность формально-логических способов раскрытия сложных отношений между реальными объектами, так как при определении понятий теряется полнота отношений между ними. Эта неполнота проявляется в форме противоречия - когда сущность противоречит сама себе. Над этой проблемой ломали голову и философы, и математики, пытаясь описать логикой реальный мир, который никак не хотел ей описываться. Из-за ограниченности понятия как средства оперирования логикой (которое никак нельзя было расширить, ибо, в такой случае, всякий смысл в формализации исчезал, и оперировать пришлось бы конкретными предметами, а не общими формами - понятиями) поиск велся в методологическом направлении. Спрашивается - каким образом логическим аппаратом восполнить недостаток, который проистекает от того, что формализация, определение понятий предполагают обеднение содержания предметов и отношений между ними?

Гегель этот аппарат разработал - он а) ввел понятие «различие», которое не есть противоречие (для формальной логики различное уже само по себе противоречиво), б) ввел понятие противоположности - как различные части целого, определяемые друг через друга, и которые также не противоречие. Противоречие же осталось самоотрицанием. Борьба противоположностей доходит до противоречия - когда разность сторон противоположности такова, что отрицает само себя, и оно же снимается в более общем понятии. Всякое конечное имеет более общее, а потому противоречие - это лишь момент, абстракция.

Конкретней Гегель пишет в «Положении о противоречии»:

«Но мыслящий разум заостряет, так сказать, притупившееся различие разного, простое многообразие представления, до существенного различия, до противоположности. Лишь доведенные до крайней степени противоречия, многообразные (моменты) становятся деятельными и жизненными по отношению друг к другу и приобретают в нем ту отрицательность, которая есть имманентная пульсация самодвижения и жизненности… Вещь, субъект, понятие есть именно это само отрицательное единство; оно нечто в себе самом противоречивое, но точно так же и разрешенное противоречие, оно основание, которое содержит свои определения и свой носитель.»2

В этом смысле противоречия не существуют в реальности. Терминологическое смешивание понятия «противоположность» и «противоречие» и механическое перенесение «борьбы противоречий» в вопрос о познании, вульгарно выраженное в тезисе, что «познание антиномично» основывается на непонимании, что в диалектике «тезис» не есть то, что понимается в быту под словом «тезис», а есть абстрактное выражение стороны противоположности. И «антитезис» в диалектике - это также условность, а вовсе не любое противоположное утверждение. Человеческое сознание оперирует непротиворечивыми понятиями, противоречие для сознания - это всегда тупик, причем заложенный изначально в самом процессе познания, в природе отражения, в заведомой неполноте знания. Диалектика не «разрешает» сознанию быть противоречивым (а это мнение вполне распространено среди тех, кто поверхностно знакомился с диалектикой), она методологически компенсирует неполноту познания, т.е. позволяет избежать этой самой противоречивости, приблизить сложность и многообразие мира к формально-абстрагированной модели в сознании.

Попытки оппортунистов опереться на неверно понятое диалектическое учение о противоречии и противоположности - это в значительной части и зачастую не столько выведение из плохо освоенных общих категорий, сколько подгонка гносеологии под стандартные оппортунистические воззрения. Буржуазные представления о конкурентности как единственном механизме определения «истинной стоимости» переносятся оппортунистами во все остальные области - в том числе и в вопрос о познании истины. В силу несложности этой теории эти идеи перенимаются и левыми - казалось бы, чего проще: хочешь узнать истину - посадил перед собой оппонента и соревнуйся, истина сама родится. Научный централизм, требующий самостоятельного, последовательного, философски непротиворечивого знания, добросовестной работы в первую очередь над собой для познания истины закономерно не может в среде пробавляющихся задами буржуазной идеи о конкуренции как панацеи всего и вся, вызывать хоть какой-то симпатии. Оригинальность Антонова можно заметить разве что в том, что он попытался терминологически одеть это кредо оппортунизма в философские одежды. Обычно сторонника «практики» на большее, чем выведение примата материи из утверждения, что «материя первична, сознание вторично», не хватает.

Ну, а на тему «культа личности» (этого старого пугала разнообразных левачков) - Шолохов очень ярко и афористично решил проблему - «был культ, но была и личность». В абстрактной форме это подразумевает, что компетентность - это содержание управления, а «культ» или не культ - это лишь форма управления. Цепляние за пустые, бессодержательные формы никогда никому не приносило пользы, но зато плодило множество исторических анекдотов.

Написать
автору письмо

Ещё статьи
этого автора

Ещё статьи
на эту тему

Первая страница
этого выпуска

Поделиться в соцсетях